– Значит, вы поставили на кон мою жизнь. Он бы прикончил меня, если бы пришлось.

– Нет, я знал, что он этого не сделает, потому что он перед тобой в долгу.

– Каковой теперь погашен.

– Послушай, Томас, то, что случилось в Шульоне с Сакетом и де Фосса, выиграло для нас время.

– Может, оно и так, но я его не понимаю. Он сказал, что будет биться со мной рука об руку за общее дело, но если мы встретимся лицом к лицу на поле брани, он убьет меня. И что арбалетом это сделать легче, чем мечом.

Д’Аркур положил ладонь другу на плечо.

– Уильям выберет путь, который его больше устроит. Относись к нему, как относился бы к цепному бойцовому псу. Не подходи слишком близко и не вынуждай его рваться с цепи. Он достаточно силен, чтобы порвать ее.

Блэкстоун попался в паутину нормандских владык, и хотя дружба с Жаном могла бы его удержать, оба понимали, что он из нее уже выпутался.

– А теперь, Томас… надлежит позаботиться и о прочих материях.

Томас ощутил трепет иного рода, совсем не похожий на мгновения мимолетного страха перед сражением. Он предстанет перед Христианой после многих месяцев отсутствия.

– Где она? – спросил.

– В своих покоях. Ей известно, что ты здесь.

– Она во здравии?

– Да. Она и Бланш не расстаются ни на день. Она тут счастлива. Но скучает по тебе, хоть и ни разу не сетовала. Пора тебе вернуться, Томас. Немало воды утекло.

– Мне надо делать дело. Мы обеспечили коридор, который дает Эдуарду возможность нанести удар через сердце Франции, буде таковой понадобится.

– И он ведает о том. У нас есть свои способы сообщить английскому королю то, что ему надо знать. Ты отказался от нашей платы, Томас. Неужели наши деньги недостаточно хороши?

– Я хотел независимости, чтобы вас с остальными не могли связать со мной, но если мне не удастся взять кого-нибудь в плен за выкуп или разжиться при очередном набеге, я вернусь с рукой, протянутой для подаяния. Чтобы перезимовать, мне средств хватит.

– В этом доме никто и никогда тебя нищим не считал, как и все, кто имеет ко мне отношение. Мы наблюдали, как ты несешься по стране, будто яростный ураган. Мы бы ни за что не смогли действовать с таким самозабвением.

Блэкстоун позволил теплу комплимента успокоить себя.

– У меня добрые люди. Все до единого. Поведайте баронам, что они сделали верный выбор, когда их посылали. И я должен быть с ними.

– На каждом человеке возлежит более одного долга, Томас. Христиана была под нашей опекой, но ты не смеешь бросать свою жену и дитя.

Слова д’Аркура оглоушили его, как удар цепом.

– Дитя? Уже?

Нормандский владыка поглядел на человека, которого учил фехтованию, отрока, ушедшего отсюда наемником и вернувшегося закаленным командиром.

– Иисусе благий, Томас, можешь пересчитать месяцы!

Блэкстоун уставился в пространство, пытаясь подсчитать, сколько вылазок и атак предпринял. Месяцы шли с завоеваниями рука об руку. Сколько человек осталось в живых и сколько погибли и когда – вот и весь его календарь.

– Восемь?

– Десять, чертовски близко к одиннадцати.

– Дитя, – шепнул он себе. – Что мне теперь делать? – спросил, как дурак. А затем: – Какого рода дитя?