Впрочем, проведенные маневры явно пошли всем на пользу – парни нагуляли аппетит, и ужин прошел довольно весело.

На следующий день Крюков доложил, что экипаж сумел починить два двигателя из трех, а оставшийся не поддается ремонту в походно-полевых условиях. Но и два движка позволяли стратокрейсеру развивать неплохую скорость, опережая любой имеющийся в данной реальности самолет, включая американский SR-71 Blackbird. Получив от Косарева благодарность за ударный труд, экипаж приступил к латанию дыр во внешней обшивке.

Выяснилось, что вражеские истребители несли исключительно стрелковое вооружение, вроде крупнокалиберных пулеметов, которые не причинили кораблю большого вреда, кроме парочки разбитых турелей. Но кроме этого во время воздушного боя мы получили от зеленых друзей несколько подарочков в виде тяжелых зенитных ракет, имевших в основном, к нашему счастью, в качестве поражающих элементов свинцовые шарики. Броня «Авроры» оказалась им не по зубам. Но среди трех десятков «шрапнельных» попалось несколько бронебойных ракет – с кумулятивными боевыми частями. От них стратокрейсер пострадал гораздо серьезней – на корпусе чернели восемь пробоин. Под двумя из них оказались водяные баки, под одной – привод маневрового двигателя, остальные пришлись на пустые полости. Движок восстановлению не подлежал, баки не выдержали резкого повышения внутреннего давления и разошлись по сварным швам.

Но в целом на боеспособности воздушного корабля эти повреждения почти не сказались – маневровых двигателей на «Авроре» стояло тридцать две штуки, по ним резервирование превышало двадцать пять процентов. Да и оставшихся запасов дистиллированной воды должно хватить на возвращение домой.

Однако жуткая дырища, оставшаяся от попадания вражеского истребителя, превосходила по ущербу все остальные повреждения. Имея в корме такие «ворота», взлетать навстречу «Аскольду» мы не могли. Приходилось ждать окончания ремонта.

К нашей радости на третий день шторм стал стихать. Дождавшись, когда кончится дождь и стихнет ветер, Гарик с Мишкой вытащили меня «позагорать» на верхнюю часть фюзелюжа – распить тайком от Маши и начальства заначенную бутылку коньяку. Скинув изрядно поднадоевшие «Юшманы», мы в одних трусах с удобством устроились на плоской «крыше». Солнышко, едва взобравшись на небо, уже начало припекать, но ветерок все еще был прохладен. Укрывшись от его порывов за огромным десятиметровым вертикальным килем, наша троица разлила по первой.

– Хорошо пошел! – весело крякнул Мишка, закусывая марочный коньяк соленым огурцом из сухпайка.

– Четыре дня без спиртного! – пожаловался Гарик. – Думал – сдохну! А тут еще и дождь – настроение ниже плинтуса! Не люблю такую погоду! Вот солнышко – другое дело!

И Горыныч, целиком запихнув в рот огромный бутерброд из ветчины, сыра, помидоров и прочих даров интендантской службы русской армии, удовлетворенно откинулся, вытянув в сторону светила худые бледные волосатые ноги.

Эх, хорошо! Я неторопливо прожевал пайковую сосиску и с наслаждением закурил. Промытый трехдневным ливнем океан на глазах менял цвет воды с серо-синего на бирюзовый, черные тучи уносило в сторону Австралии, небо наливалось ультрамарином, из-за кормы стратокрейсера доносились звонкие удары металла об металл, перемежаемые отборным матом с техническим подтекстом (летчики с помощью кувалды и чьей-то матери чинили обшивку). Картинка была настолько мирной и идиллической, что я почти с возмущением поднял голову вверх, на звук пролетающего самолета.