Пока я лежала в кровати и восстанавливала силы, было ещё как-то терпимо. Алексей заботился обо мне и помогал во всём. А когда я встала и вернулась к обычной жизни, напряжение между нами возросло. Я разрывалась между порывами прижаться к мужу, забраться к нему на колени, поцелуями убрать мрачную складочку между бровями, и непонятной робостью и смущением.

Возможно, он испытывал похожие чувства. Во всяком случае, не делал никаких шагов к сближению и явно находился не в гармоничном и расслабленном состоянии. Его нервные взгляды, резкие движения и хмурое выражение лица ясно говорили об этом.

В выходные я попросила Алексея отвезти меня на кладбище к родителям. Он с готовностью выполнил просьбу. Когда мы подошли к знакомой ограде, немного постоял со мной у памятника, потом спросил, не поворачивая головы:

— Ты знаешь, кто похоронен в другой могиле?

— С моим именем? Нет, не знаю… И вряд ли кто-то теперь узнает.

— Скорее всего, ты права. Ладно, оставлю тебя ненадолго. Найду сторожа и попрошу свинтить ту табличку. Не хочу, чтобы она там висела.

Он ушёл, а я опустилась на лавочку и повернулась к фотографии.

— Ну вот и всё, дорогие, мне пора. Обещаю выбираться к вам почаще. Не скучайте, ладно? — пробормотала, не обращая внимания на текущие по щекам слёзы. — Как же мне вас не хватает. Вот с кем мне сейчас посоветоваться? Всё равно буду с вами, вы хотя бы слушайте, хорошо?

Минут десять я говорила обо всём, что меня беспокоило, потом выдохлась и замолчала. Закрыла глаза и попыталась вспомнить, как когда-то давно делилась с мамой и папой своими тревогами. Как они поддерживали и ободряли меня. И вдруг почувствовала, словно тёплый солнечный луч, внезапно выглянувший из-за тучи, коснулся моего лица. Я отчётливо ощущала это ласковое тепло, щекочущее щёки и лоб, и замерла, впитывая его.

Когда через некоторое время я открыла глаза, мои слёзы высохли, а на душе стало гораздо легче. Скоро вернулся Алексей. Подошёл ближе и с тревогой взглянул на меня. Я кивнула ему и попыталась улыбнуться. Видимо, улыбка не очень удалась. Моя недавняя боль отразилась в его глазах. Он осторожно обнял меня, прижал мою голову к своей груди и гладил волосы. А я слушала стук его сердца и готова была стоять так до конца своих дней.

Ведя машину, Алексей иногда поглядывал на меня. А когда мы остановились на светофоре, вдруг протянул руку и сжал мою ладонь. Он молча смотрел мне в глаза, и его взгляд постепенно оттаивал. Я видела, как напряжение уходит из его глаз, освобождая место надежде. А мою грудь стянуло холодом. Я-то знала, что надежды нет, и должна была сказать ему об этом, но просто не могла. У меня не хватало на это сил.

Всю оставшуюся дорогу Алексей чему-то улыбался. А я, глядя на него, твёрдо пообещала себе, что уеду через три дня. Больше нельзя тянуть. Нельзя, чтобы надежда прочно обосновалась в его сердце. Это будет слишком жестоко! Времени, конечно, в обрез, но и собирать мне почти нечего. Вся моя задача сейчас — за оставшиеся дни быстро завершить необходимые дела.

Сидя в такси, я уставилась в окно невидящим взглядом. Водитель затормозил и вывел меня из прострации. Я расплатилась, вышла на улицу и посмотрела на коттедж. В последний раз я приехала сюда, в свой бывший дом, дом моих родителей. Перед тем как покинуть город, я решила его продать.