Когда я пришла в себя, первым делом попробовала пошевелиться, с ужасом ожидая ощутить на руках и ногах бинты, привязывающие меня к кровати. Но руки свободно двигались, я облегчённо вздохнула и попыталась сесть. Переждала головокружение, огляделась и поняла, что рано обрадовалась.

К моей ноге наручником была пристёгнута железная цепь. А другим концом таким же наручником она крепилась к батарее. Я слезла с кровати и проверила свои возможности. Цепь была достаточно длинной и позволяла не только двигаться по всей комнате, но и заходить в ванную, соединённую с этой спальней. Вот только дверь в ванную теперь невозможно было закрыть.

Прошло ещё два дня. Крёстный почти не заходил в мою комнату и не разговаривал со мной. Молча ставил на стол тарелку с едой и удалялся. Поскольку мне уже не надо было скрываться, я старалась много двигаться, чтобы быстрее вернуть силы. Принимая душ, торопилась, и больше всего боялась, что он зайдёт в ванную. На бинтах теперь всё время была кровь — почти затянувшаяся рана снова открылась и постоянно болела. Крёстный больше не колол мне обезболивающее, и я терпела, кусая пальцы, но даже на секунду не задумывалась просить его о помощи.

Если я правильно поняла, приближался день, когда мы должны будем уехать. И возможно уже этой ночью он снова введёт мне снотворное. Мне хотелось кричать от отчаяния и беспомощности. А потом я испугалась, что лекарство может быть в еде или воде, и решила голодать и пить воду только из крана. Хотя прекрасно понимала, что это меня не спасёт.

Теперь моей единственной надеждой был Архипов. Я совершенно не представляла, что происходит на воле. Догадывается ли он о том, что со мной случилось? Или всё ещё считает, что мы с Алексеем где-то прячемся? Ищет ли меня хоть кто-нибудь? Мной постепенно овладевала паника. Лёжа на кровати и уткнувшись лицом в подушку, я давилась слезами.

Несколько громких автомобильных гудков на улице заставили меня вздрогнуть. Я быстро поднялась и подошла к окну. Хотя знала, что оно выходит в лес, и дорога из него не видна. Стояла и настороженно прислушивалась к звукам, но вокруг было тихо.

Подождав пару минут, я снова вернулась к кровати, села и стала обдумывать, как повредить железную цепь. Изобретала разные фантастические способы и вдруг услышала громкий топот нескольких ног. Сердце подскочило и замерло, я вся превратилась в слух.

Кто-то подёргал запертую дверь. А дальше она содрогнулась от сильного удара и, слетев с петель, распахнулась. В комнату вбежали Алексей и Кирилл. Последний удовлетворённо произнёс:

— Порядок. Жива!

Заметил цепь и присвистнул. Я встала рядом с кроватью.

Алексей стоял молча с застывшим, словно маска, лицом. Потом шагнул ко мне. Его губы кривились от боли, а в глазах бушевала буря из раскаяния, ненависти и вины. Мне очень хотелось избавить его от мучений. Я покачала головой.

— Не надо. Только не вини себя…

А он вдруг опустился передо мной на колени и обнял меня за талию. Я обхватила его голову здоровой рукой. Кирилл вышел из комнаты, оставив нас одних. А Алексей поднялся, подхватил меня на руки и, опустившись на кровать, прижал к себе и убаюкивал, как ребёнка.