Половина стены в комнате была вырвана взрывом.

Антонина Петровна спросила вздрагивающим голосом:

— Боже мой… Что же мне теперь делать?

Помолчав, Евдокия Ларионовна сказала:

— Не умирать же… Пойдем ко мне, хватит места. Как-нибудь проживем. И Сергей рад будет. Согласна?

Вместо ответа Антонина Петровна обняла соседку, и обе, не удержавшись, всплакнули от пережитого страха. Затем долго прислушивались к шуму истерзанного города. Во многих местах горели дома. Зарево над городом трепетало огромной багряной шапкой, оно разрасталось, разгоралось все ярче. Трепетный свет придавал домам, деревьям и людям что-то новое, какую-то обманчивую и расплывчатую переменчивость. Казалось, и дома, и деревья, и люди дрожали в тревожных отблесках зарева и двигались куда-то в ночь, в неизвестность охватывающей мир войны.

Острое чувство тревоги все сильнее овладевало женщинами. Неизвестность пугала.

— Что же это такое было? — проговорила Антонина Петровна.

Прорываясь из немецкого окружения, на восток двигались части Особой армии. Они шли отдельными колоннами по параллельным дорогам, имея в центре около двухсот автомашин с ранеными, боеприпасами и продовольствием и четыре десятка тяжелых дальнобойных орудий — мощные тракторы с трудом волокли их по песчаным сыпучим дорогам.

Миша Зеленцов, третьи сутки не смыкавший глаз, следил за передним трактором. Не заснуть бы чего доброго… Наткнешься на пушку.

На лесной малонаезженной дороге часто попадались глубокие выбоины. Зеленцов весь напрягался и словно срастался с дрожавшей от перенапряжения машиной «Не подгадь, милый… немножко… ну еще…»

Пятнистое орудие выползало из выбоины, и Зеленцов, облегченно вздыхая, вытирал рукавом выступивший на лице пот.

Опять натужный вой мотора, опять непреодолимо слипаются глаза.

«Черт! — думает в полудремоте Зеленцов. — Семнадцатые сутки…»

Грязные, обросшие щетиной артиллеристы спали на ползущем впереди орудии где попало — на лафете, на платформе. Когда они попадались на глаза Зеленцову, он, завидуя им, беззлобно ругался:

— Дрыхнут всю дорогу, черти! Сюда бы вас… У-у!

Зеленцов знал, что и артиллеристы тоже спят от случая к случаю, но вид спящих так действовал на нервы, что нельзя было удержаться от крепкого словечка, слышимого лишь ему самому, — в вое моторов тонул, глох человеческий голос. Да и сам Зеленцов давно оглох. Во время коротких передышек слух не успевал восстанавливаться, и молодые артиллеристы покатывались от хохота, видя, как он силится понять, о чем идет разговор. Зеленцову некогда было злиться: едва коснувшись головой земли, он засыпал.

Через два — три часа командир расчета тряс его за плечи, таскал за ноги и наконец почти силой приподымал с земли, и вел, полусонного, к трактору.

Семнадцатые сутки двигалась армия на восток. Ряды бойцов таяли, выбывали из строя машины. На обочинах дорог вырастали могильные холмики.

Части смыкались плотнее. Движение не прекращалось. Бойцам и во сне казалось, что они движутся. Тишина коротких привалов нарушалась вскриками, бессвязными разговорами спящих.

Семнадцатые сутки скрипел на зубах дорожный песок.