— Есть вариант получше, — сказал Тарквиний.
Оба повернулись к нему.
— Подождать, пока стемнеет, и выяснить все самолично.
Ромул вновь почувствовал тревогу, а Гиеро чуть не приплясывал от нетерпения.
— Мы могли бы разведать обстановку. Поговорить с местными жителями.
— Мне кажется, это опасно, — возразил Ромул.
В отношениях между ним и Тарквинием все еще сохранялась напряженность из-за того, что гаруспик продолжал скрывать причины своего бегства из Италии.
— Мы уже семь лет живем среди опасностей, можно сказать, дышим ими, — спокойно ответил Тарквиний. — И все же добрались сюда.
Ромула не на шутку испугало отсутствующее выражение на лице гаруспика.
— При Каррах и в Маргиане мы не могли ничего поделать! — крикнул он. — И поэтому пришлось выкручиваться. Но ведь сейчас можно избежать ненужной опасности!
— Ромул, мне предначертано судьбой побывать в Александрии, — торжественно произнес Тарквиний. — И я уже не могу отступить.
Гиеро, как зачарованный, вслушивался в этот непонятный для него спор, переводя взгляд то на одного, то на другого своего спутника.
Ромулу страшно не хотелось отправляться в охваченный войной незнакомый город. Да и в воздушных потоках над Александрией он видел множество знамений, одно хуже другого. Он уставился на Тарквиния — тот стоял с отрешенным видом. Спорить с ним было бесполезно. Не желая вновь разглядывать небо над городом, Ромул опустил голову. Митра, защити нас, молился он. Юпитер, не забудь своих верных слуг.
Гиеро не стал вдаваться в то, что происходило между его собеседниками.
— Ладно, — сказал он. — Думаю, что никто лучше вас с этим делом не справится.
Ни Тарквиний, ни Ромул не ответили. Первый был глубоко погружен в свои мысли. Второй же изо всех сил старался обуздать страх.
Их ждала Александрия.
Они занимали просторные, высокие, полные воздуха покои. На толстых коврах, покрывавших полы, стояла инкрустированная серебром мебель из черного дерева. Длинные коридоры с изящными колоннами и стенами, украшенными фресками, вели в другие столь же богатые палаты, прекрасные внутренние дворы и сады. Тут и там били фонтаны, и повсюду возвышались статуи египетских богов. Почти из всех окон открывался вид на изумительный Фаросский маяк. Но все это не могло заставить Фабиолу полюбить Александрию. Египет был чужой страной с незнакомыми людьми и диковинными нравами. Бледнокожие слуги, которые, подобострастно кланяясь, непрерывно скребли, чистили и убирали помещения, немыслимо раздражали ее. И окружающая роскошь нисколько не помогала преодолеть клаустрофобию. Вот уже несколько недель она безвылазно сидела во дворце и почти впала в отчаяние. К тому же ей пришлось все время находиться подле Цезаря.
Фабиола прислушалась к доносившимся снаружи крикам толпы. Она уже привыкла к этим звукам, но все равно они продолжали леденить ее кровь.
Секст ободряюще взглянул на нее, но это не слишком помогло.
Брут тоже заметил, что она то и дело смотрит на закрытое окно.
— Не волнуйся, любовь моя, — сказал он. — Поблизости стоят четыре когорты. Толпа ни за что не доберется до нас.