«Конечно, не так надежно, как Бенигн или Веттий», — подумала она, с нежностью вспомнив силачей-привратников из Лупанария. Они были всецело преданы Фабиоле, но Йовина тоже очень высоко ценила их и наотрез отказалась продать. Вернувшись в столицу, она могла бы повторить попытку выкупить их. Эти двое богатырей ей бы очень пригодились.

— А что скажет Брут, когда узнает?

— Он поймет, — уверенно сказала Фабиола. — Я делаю это для него.

Доцилоза вздохнула. Спорить было бесполезно. В их жизни почти ничего не происходило, разве что случались поездки в Помпеи — в термы или на рынок, — и жизнь на их почти безлюдной вилле сделалась очень унылой. А уж в Риме найдется чем пощекотать нервы — так всегда бывало.

— Когда ты хочешь уехать?

— Завтра. Сообщи в порт, чтобы капитан начал готовить «Аякса». Утром он будет точно знать, можно ли плыть.

Вернувшись на север, Брут сразу же отправил свою драгоценную либурну обратно и предоставил ее в полное распоряжение возлюбленной. Либурны, короткие, низко сидящие в воде, приводимые в движение сотней рабов, которые гребли расположенными в один ряд веслами, были самыми быстроходными из всех судов, какие строили римляне. «Аякс» праздно лежал на подпорках в сухом доке помпейского порта, и Фабиола не рассчитывала, что он может понадобиться раньше будущей весны. Но положение резко изменилось.

Доцилоза поклонилась и ушла, оставив свою госпожу размышлять в одиночестве.

Посетив храм, Фабиола получила бы еще и дополнительную возможность спросить Юпитера, кто же изнасиловал их мать. Вельвинна лишь раз-другой упомянула мимоходом об этом случае, но дочь, по очевидным причинам, не забыла этих слов. И с тех пор своей главной целью в жизни Фабиола считала выяснение того, кто же был ее отцом. И как только она это узнает, месть свершится.

Любой ценой.

Необходимость управлять хозяйством изрядно запущенной латифундии после отъезда Брута всерьез напугала Фабиолу. Но она посчитала это воздаянием за былое. То, что в ее владении оказалось большое поместье, окружающее виллу, служило вещественным доказательством того, что начала вершиться ее месть Гемеллу, который еще не так давно владел всем этим. И потому она сразу же взялась за дело. После первого же осмотра дома ей стало ясно, что вкус Гемелла остался таким же грубым и вульгарным, каким она запомнила его в детстве, когда жила в римском доме торговца. Тем большее удовольствие она получила от переделки каждой роскошной спальни, зала для приемов и рабочего кабинета. При этом было разбито множество статуй Приапа, установленных по заказу торговца: их громадные торчащие члены слишком сильно напоминали Фабиоле о тех мучениях, которые претерпела ее мать от Гемелла и которым она сама была свидетельницей. Толстый слой пыли, покрывавшей мозаичные полы, смели, фонтаны вычистили, выгребли из них палые листья. Даже пришедшие в упадок растения во внутренних дворах заменили. И что, пожалуй, было лучше всего, стены бассейна, куда подавали подогретую воду, заново украсили яркими изображениями богов, мифических морских тварей и рыб. Фабиола на всю жизнь запомнила, как в первый же день своего пребывания в Лупанарии увидела в тамошней бане такие картины. И решила, что они будут когда-нибудь и в ее собственных владениях. Теперь мечта претворилась в реальность.