— В ночь, когда твоя мать умерла наверху, у нас дома…

— Я помню превосходно.

— Тебе исполнилось пять лет.

— Четыре года и шесть месяцев.

— В ту ночь Исабелла просила меня никогда не рассказывать тебе о прошлом, о том, что случилось. Она считала, что так будет лучше.

Я впервые слышал, как отец назвал маму крестным именем.

— Я все знаю, папа.

Он снова заглянул мне в глаза.

— Прости, — пробормотал он.

Я выдержал взгляд отца, который иногда словно старел на глазах, увидев меня, когда оживала его память. Я бросился к нему и молча обнял. Он горячо прижал меня к своей груди и разрыдался. И как только он заплакал, боль и гнев, много лет таившиеся в его душе, хлынули потоком, словно кровь из раны. А ко мне вдруг пришло понимание, на грани догадки или невнятного озарения, что медленно, но необратимо мой отец умирал.

Барселона, 1957 год

Забрезживший рассвет застал меня на пороге спальни малыша Хулиана, спавшего на сей раз крепко и сладко, с улыбкой на губах. Прошелестели, приближаясь, шаги Беа по коридору, и моей спины коснулись ее ладони.

— И давно ты тут стоишь? — спросила она.

— Не очень.

— И что делаешь?

— Смотрю на него.

Беа подошла к кроватке Хулиана и наклонилась, чтобы поцеловать сына в лоб.

— Когда ты вчера вернулся?

Я не ответил.

— Как Фермин?

— Скрипит помаленьку.

— А ты?

Я через силу улыбнулся ей.

— Ты не хочешь мне ничего рассказать? — не унималась она.

— В другой раз.

— Я думала, между нами нет секретов, — сказала Беа.

— И я тоже.

Она удивленно на меня посмотрела:

— Что ты имеешь в виду, Даниель?

— Ничего. Я ничего не имею в виду. Я ужасно устал. Может, ляжем?

Беа взяла меня за руку и повела в спальню. Мы легли на кровать, и я обнял ее.

— Сегодня ночью мне снилась твоя мать, — призналась Беа. — Исабелла.

Дождь начал потихоньку скрестись в окно.

— Я выглядела совсем маленькой девочкой, и она держала меня за руку. Мы находились в большущем и очень старом доме, с огромными гостиными, концертным роялем и галереей, выходившей в сад с прудом. Около пруда я заметила малыша, такого, как Хулиан. Но каким-то образом, — не спрашивай как, — я поняла, что на самом деле это был ты. Исабелла присела около меня и спросила, вижу ли я тебя. Ты пускал по воде бумажный кораблик. Я ответила, что вижу. Тогда она попросила меня позаботиться о тебе. И заботиться всегда, потому что она должна уехать далеко-далеко.

Мы молчали какое-то время, слушая, как стучит в окна дождь.

— Что тебе сказал Фермин сегодня вечером?

— Правду, — ответил я. — Он сказал мне правду.

Беа внимательно меня слушала, не перебивая, пока я пытался воспроизвести исповедь Фермина. Сначала я почувствовал, как вновь в моей душе закипает ярость. Но по мере того как длился рассказ, я все глубже погружался в пучину печали и безысходности. Эти ощущения были непривычными для меня, и я плохо представлял, как теперь жить со знанием тайны, открытой мне сегодня Фермином, и всего, что она влекла за собой. Драматические события произошли почти двадцать лет назад, и само время обрекло меня играть роль зрителя спектакля, в котором другие люди плели нити моей судьбы.