— Матери заберут, когда мы уйдём. У них охотников нет, а корову так просто резать нельзя. Так что с мясом у них туго.

— Зато у них молоко… — протянул Нарти.

— Да, молока у них много, и сыр они из молока делают. А нам нельзя молоко. От него люди беситься начинают.

— А мы, почему пили?

— Мы проводники, — строго сказал Клах. — С нас спрос другой.

За лесом послышалось разноголосое мычание, дробный топот, затем на поляне появилось стадо. Больше сотни молодых бычков и две коровы. Судя по костистым бокам, это были очень старые коровы, да и тех, как сказал Клах, в Прорву не отпустят, уведут домой. Гнали стадо четыре матери, явно из самых пожилых. Молодых не показывали даже проводникам.

На спине одной из коров был приторочен большой рогожный мешок. Когда его стали ворочать, в мешке кто-то забился, закричал сорванным голосом.

Старшая из матерей распустила на горловине конопляную верёвку, и на свет появилась встрёпанная мальчишеская голова с безумно вытаращенными глазами.

— Каков красавец, а? — сказала старуха. — Вчетвером еле скрутили. Вы его, как, вместе с мешком заберете, или своим ходом пойдёт?

— Своим, — протянул Клах. — Поначалу на верёвочке, а там, глядишь, впереди нас побежит, не догонишь.

— А работать его сможете заставить?

— Сможем. У нас способ есть, как раз для таких молодцов подходящий.

— Не хочу!.. — просипел мальчишка.

Нарти смотрел, и словно прикипевшая заслонка открылась в голове, позволив вспомнить давно забытое. Как мама говорила ещё совсем маленькому Нарти: «Смотри, будешь баловать, придёт злой старик с мешком, я тебя ему отдам!» Вот оно и сбылось. Конечно, ни Нарти, ни даже Клах на стариков не слишком похожи, а всё остальное, как и было обещано — даже мешок на месте.

Старшие матери передали Клаху две небольшие долблёнки, тщательно укупоренные и залитые воском. Одну долблёнку Клах упрятал в свой сидор, вторую передал Нарти.

— Береги пуще всего на свете. Это самое главное, за чем мы шли.

Нарти кивнул и накрепко затянул горловину заплечной сумы.

Мальчишке развязали ноги и пинком заставили встать. Конец верёвки, на которой ему предстояло бежать первое время, Клах вручил Нарти. Сам вооружился длинным пастушьим кнутом. Повернулся к молча стоящим старухам.

— Что ж, матери, вроде всё справили как следует. Через четыре дня ждите гостей.

— Удачи вам, родненькие, — проговорила старшая, и Нарти до самого сердца пробило впервые услышанное из женских уст ласковое слово.

Бычки, подгоняемые резкими хлопками кнута, бодро трусили по моховине. Порой кто-то из них пытался остановиться, поискать среди мха настоящей травы, но, ничего не найдя, трусил дальше. Здесь не болото, здесь Прорва, сюда даже стрекозы не залетают. А прокормиться в этих краях могут одни только моховые тараканы, которые жрут всё.

Мальчишка со связанными руками брёл на верёвке. Несколько раз он порывался сесть в мох и никуда не идти. Нарти поднимал его за шиворот и, дав лёгкого тычка, заставлял двигаться дальше. По тому, как Клах заворачивал стадо вправо, Нарти понял, куда они идут, и до поры с парнем не заговаривал.