Девушки прыснули. Дежурный смутился.
— Третий раз сегодня, да вы что? Шутки вам это?
— Какие шутки, честное слово — не касались, — дружно загалдели девушки. Их убежденность несколько остудила гнев дежурного. Разбирала досада: сорвал оперативную группу, сам прибежал… Видимо, где-то замыкание, вот и вся причина.
— Ох, девчата, доиграетесь вы, — для порядка пригрозил дежурный.
Если бы он знал, что его слова неожиданно станут пророческими, что они сбудутся меньше чем через час — события развернулись бы совсем иначе…
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ, ВОСЬМОЕ ДЕКАБРЯ
Едва за сержантом закрылась дверь, девушки дружно рассмеялись:
— Они что сегодня, белены объелись?
— Прибежал, дышит… Хы-хы-хы!
— А как он на тебя посмотрел, Светка 1 Обалдеть! Верь моему слову — сохнет!
— Вот еще! — фыркнула Света, и все снова залились смехом.
Каждая из них — Полина, Света, Валя — прекрасно знала, что они должны были сделать сейчас. Собственно, они должны были еще утром проверить надежность тревожной связи. Если сигнализация срабатывает ложно, необходимо немедленно поставить в известность заведующую, вызвать монтера, закрыть входную дверь и принять меры к охране. Но ни у одной не шевельнулась тревога. Даже не тревога — элементарная дисциплинированность: вот еще, потом же над тобой смеяться будут! Трусиха! Делать больше нечего — заведующую беспокоить, монтера искать. И так голова кругом идет: больше шестисот посещений, полный сейф денег. Вот-вот инкассатор подъедет, а деньги не пересчитаны, не оформлены. Да и домой хочется. А бандиты — бросьте эти сказки. Это все на инструктаже запугивают. А уже кто поработал, знает — их нет и не бывает. Это в кино, в книгах. А у нас они откуда — от сырости?
Все реже хлопала дверь. Наплыв посетителей постепенно стихал.
— Скорей бы домой, девочки.
— Не говори.
Вот и еще один посетитель ушел. Мельком глянув на часы — без трех минут семь, Полина вынула из кассы деньги и принялась их считать. Сегодня вносили квартплату, надо успеть к приезду инкассатора. Светлана тоже склонилась над столом. И опять ни одна из девушек даже не вспомнила об инструкции: словно бы в насмешку буквоедам, сочиняющим все эти инструкции, сидели перед окнами, ярко освещенные светом. Дверь оставалась открытой. Толстые пачки трехрублевок, пятерок, десяток трепыхались в их проворных руках. Валя подошла к телефону, позвонила знакомой. Поговорив, положила трубку раньше, чем успел отключиться телефон подруги.
Полине послышалось: наружная дверь словно бы открылась. В тамбуре, ей показалось, шла какая-то возня, однако в зал кассы никто не заходил. «Мальчишки, наверное, балуются, — успела подумать она. — Надо пойти турнуть». Но тут внутренняя дверь сберкассы с треском распахнулась от удара ногой и невысокий, в светлом, выскочил на середину. Лицо его было безглазо, безносо, и только голос — истеричный, взвинченный, как у мальчишки, играющего на задворках в войну, — дошел до ее сознания:
— Руки вверх, вверх руки, говорю, руки!..
«Что за чушь, что за розыгрыш, что за маскарад, что за глупые шутки?!» — замелькали мысли, и Полина, бледная, с окаменевшей улыбкой, трудно постигала, что это не игра, не розыгрыш. Что это не в кино, что ее сейчас вправду убьют… На нее — прямо в грудь — смотрит вороненая трубка с черной дыркой.