Но до случая на стрелке я не понимал, что на самом деле ты значишь для меня. Это пришло, как удар молнии. Я понял, что не смогу жить, если не вытащу тебя, что должен умереть с тобой. Сознаюсь, это сбило меня с ног, ошеломило. Я не сразу сумел найти опору. Поэтому и вел себя, как осел. Ужасная мысль, что ты умрешь, заставила меня целый день бродить по округе. Я всегда ненавидел эту мысль, но, считая, что у тебя нет шансов, просто отбросил ее в сторону. А теперь пришлось столкнуться лицом к лицу с ужасным фактом — ты приговорена к смерти, а я не могу жить без тебя. Вчера я вернулся домой, приняв решение, что покажу тебя всем специалистам в мире, что что-нибудь точно можно сделать. Я чувствовал, что все не так плохо, как считает доктор Трент, раз даже тот случай на дороге не повредил тебе. Прочитал твою записку и сошел с ума от счастья, и немного испугался, что ты больше не любишь меня и ушла, чтобы избежать встречи. Но теперь все хорошо, да, милая?

Ее, Валенси называют милой?

— Я не могу поверить, что ты любишь меня, — беспомощно сказала она. — Я знаю, ты не можешь. Какой смысл, Барни? Конечно, ты жалеешь меня… конечно, ты стараешься все уладить. Но это невозможно уладить, вот так. Ты не можешь любить меня… меня.

Она встала и трагическим жестом указала на зеркало над каминной полкой. Без сомнения, даже Аллан Тирни не смог бы разглядеть красоту в скорбном осунувшемся лице, что отражалось там.

Барни не смотрел в зеркало. Он смотрел на Валенси, словно хотел схватить ее или ударить.

— Не люблю! Девочка, ты вся в моем сердце. Как драгоценность. Разве я не обещал тебе, что никогда не стану лгать? Не люблю тебя! Я люблю тебя так, как только могу. Сердцем, душой, мыслями. Каждая частица моего тела и души трепещет от твоей прелести. Никого нет в мире для меня, кроме тебя, Валенси.

— Ты… хороший актер, Барни, — сказала Валенси, болезненно улыбнувшись.

Барни смотрел на нее.

— Так ты все еще не веришь мне?

— Я… не могу.

— О… черт! — взревел Барни.

Валенси испуганно смотрела на него. Таким она его никогда не видела. Злобным! С глазами, черными от гнева. С глумливой улыбкой. Мертвенно-бледным лицом.

— Ты не хочешь верить мне, — голос Барни стал шелково-мягким от сдерживаемой клокочущей ярости. — Ты устала от меня. Ты хочешь сбежать, освободиться. Ты стыдишься таблеток и мазей, так же как и она. Твоя стирлинговская гордыня не может переварить их. Все было хорошо, пока ты думала, что тебе недолго жить. Пока я был добрым проказником, ты могла мириться со мной. Но жизнь с сыном старого дока Редферна — другое дело. О, я понимаю, абсолютно понимаю. Я был очень глуп, но теперь наконец понял.

Валенси встала. Уставилась в его взбешенное лицо. Затем внезапно рассмеялась.

— Милый мой! Вот ты о чем! Ты и правда любишь меня! Ты не был бы так зол, если бы не любил.

Барни несколько мгновений молча смотрел на нее. Затем обнял с коротким смешком торжествующего возлюбленного.

Дядя Бенджамин, что замер от ужаса у замочной скважины, облегченно вздохнул и на цыпочках вернулся к миссис Фредерик и кузине Стиклз.