— Если бы ты влюбилась в того, кого надо, — заметила Сьюзен Фоссет, — ты бы не стала так рассуждать...

— Ты права, — сказала мисс Рэмсботэм. — Мужчина должен полюбить меня такой, какая я есть, просто потому, что я мила, приятна в общении и надежна как друг. Именно такого мужчину я жду.

Но он так и не пришел. Очаровательная, ясноглазая седая леди, до сих пор живущая одна-одинешенька в маленькой квартирке на Мэрилбоун-роуд, временами заглядывает в Писательский клуб. Ее имя по-прежнему мисс Рэмсботэм.

Лысоватые джентльмены, как и раньше, оживляются, беседуя с ней: она такая доброжелательная, так широко мыслит, так тонко все понимает. Но вот, заслышав бой часов, они со вздохом отрываются от нее и возвращаются домой, иные к своим глупым и сварливым половинам.

Наиболее ярким членом Автолик-клуба[6] бесспорно являлся Джои Лавридж. Те, кто видел его впервые — невысокого, круглолицего, гладко выбритого джентльмена с несколько длинноватыми мягкими каштановыми волосами, разделенными посредине пробором, — принимали его за человека более юного, чем он на самом деле являлся. Рассказывали, что одна леди (ведущая романистка, как она сама себя называла), возмущенная его вежливым, но твердым отказом допустить ее в свой служебный кабинет, влепила ему однажды пощечину, полагая, что имеет дело с посыльным. Гости Автолик-клуба, будучи представлены Джои Лавриджу, просили его передать сердечные приветы его отцу, которого вспоминали по проведенным вместе школьным годам. Подобные казусы способны вывести из себя человека, лишенного чувства юмора. Джои Лавридж рассказывал эти байки сам, получая явное удовольствие от подобных шуток, — подозревали даже, что наиболее невероятные из них он сам же и сочиняет. Еще одним обстоятельством, снискавшим популярность Джои Лавриджу повсюду, было, наряду с его обаянием, остроумием, поистине милым нравом и переполненностью всяческими смешными историями то, что он намеренно предпочитал оставаться холостяком, и это ему удавалось. Предпринималось немало попыток подцепить его в мужья, и с течением лет особого спада интереса к подобной охоте не наблюдалось. Преодолев слабости и порывы, столь опасные в юношестве, обретя в зрелости уравновешенность и трезвость, являясь обладателем постоянно растущего, вложенного в надежные акции капитала вкупе с постоянно растущим доходом от собственного пера, став хозяином со вкусом обставленного дома, выходящего окнами на Риджентс-Парк, будучи изысканным кулинаром-любителем и умелым домоправителем, а также имея по большей части родственников в колониях, Джозеф Лавридж при том, что неопытные девицы могли пройти мимо него с презрительной усмешкой, считался у дам, имевших более зрелые жизненные взгляды, тем лакомым кусочком, который куда как не часто предстает взорам незамужних женщин. Опытные лисы — как убеждают нас добродушные сельские джентльмены — вовсе не прочь потягаться с гончими. Как бы то ни было, ясным выходило одно: Джозеф Лавридж, будучи, как считалось, человеком, уверенным в себе, не выказывал особого неудовольствия в отношении подобной охоты. Возможно, в целом он и предпочитал общество мужчин, где можно более свободно смеяться и шутить, где можно бездумно и без особой осторожности тут же выкладывать все свои истории. Однако, с другой стороны, Джои не предпринимал попыток избежать женского общества, если в нем оказывался; и тогда ни один кавалер не мог сравниться с ним по части любезности, ненавязчивой внимательности. Юноши застывали в завистливом восхищении при виде того, с какой легкостью умел Джои буквально в пять минут запросто начать ворковать с ослепительной красавицей, чья царственная неприступность многие месяцы повергала их в боязливое содрогание, с какой смелостью он прямо-таки брал под свое крыло самую очаровательную девушку в зале, заставляя ее, словно по волшебству, прятать миллион своих колючек, усмиряя, рассеивая в избытке наполнявшее ее чувство высокомерия. Скорее всего, секрет его успеха заключался в том, что он не боялся женщин. Поскольку он ожидал от них лишь благожелательного общения, способности оценить его шутки — на которые не отозваться могли лишь круглые тупицы, — а также сравнительной осведомленности и рассудительности для поддержания интересной беседы, Джои не оставлял им возможности за что-либо уцепиться. Грубо говоря, приятельницы Джозефа делились на две группы: незамужние, которые сами хотели выйти за него замуж, и замужние, которые хотели женить его на ком-либо из своих приятельниц. Последние меж собой считали, что это будет просто социальная катастрофа, если Джозеф Лавридж навсегда останется холостяком.