Так думал Питер, барабаня пальцами по письменному столу. Однако вслух он произнес следующее:

— Этот материал требует качественного воплощения.

— Естественно, все зависит от воплощения, — согласилась мисс Рэмсботэм. — Плохое исполнение способно загубить любую идею. Тогда придется уступить ее другому журналу.

— Есть у вас кто-нибудь на примете? — спросил Питер.

— Я бы взялась сама, — ответила мисс Рэмсботэм.

— Прискорбно! — сказал Питер Хоуп.

— Но почему? — удивилась мисс Рэмсботэм. — Неужто вы не верите, что я справлюсь?

— Мне кажется, — сказал Питер, — никто бы лучше не справился. Просто мне жаль, что вы за такое беретесь, только и всего.

— Да, я хочу за это взяться! — отрезала мисс Рэмсботэм, и в голосе у нее послышались упрямые нотки.

— И сколько вы намерены за это с меня запросить? — с улыбкой спросил Питер.

— Нисколько.

— Но, моя дорогая...

— Честное слово, — пояснила мисс Рэмсботэм, — не могу же я воспользоваться гонораром с обеих сторон. Я хочу заключить честную сделку, я хочу получать за это по крайней мере триста фунтов в год, и они с готовностью заплатят мне эти деньги.

— Кто это они?

— Создатели женской одежды. Я стану одной из самых элегантных женщин Лондона, — со смехом ответила мисс Рэмсботэм.

— Вы всегда отличались благоразумием, — заметил Питер с укоризной.

— Я хочу жить!

— Скажите, но неужели... неужели при этом обязательно надо терять здравый смысл, дорогая моя?

— Необходимо, — ответила мисс Рэмсботэм. — Женщина иначе не может. Я это на себе испытала.

— Прекрасно, — сказал Питер, — пусть будет так. — Он поднялся. Положил свою аккуратную, белую старческую ладонь на плечо мисс Рэмсботэм — Если раздумаете, непременно скажите. Я буду рад.

Словом, они договорились. «Хорошее настроение» повысило тираж и — что наиболее ценно — обрело рекламу. А мисс Рэмсботэм, как она и предсказывала, завоевала репутацию одной из наиболее элегантных женщин Лондона. И причину ее стремления к подобной репутации Питер Хоуп прозорливо предугадал. Через пару месяцев его подозрения подтвердились. Похоронив дядюшку мистер Реджинальд Питерс возвращался домой в Англию.

Его возвращения с нетерпением ожидали лишь две обитательницы маленькой квартирки на Мэрилбоун-роуд, однако каждая ожидала приезда Питерса по-разному. Мистрис Пегги, существо слишком недалекое, чтобы отдавать себе отчет в переменах, в ней происшедших, с восторгом готовилась встретить своего любимого. Независимо от занимаемой должности, мистер Реджинальд Питерс становился после смерти своего дядюшки человеком состоятельным. Наступит конец ставшей для Пегги невыносимой опеки со стороны мисс Рэмсботэм. И Пегги сделается настоящей «леди» — в том смысле, в котором она это понимает, а именно: когда можно ничего не делать, а только есть и пить и ни о чем не заботиться, кроме как о туалетах. С другой стороны, мисс Рэмсботэм, с надеждой ожидавшая возвращения на родину своего бывшего друга и почитателя, впала в странное состояние тревожной безысходности, нараставшее день ото дня по мере приближения даты прибытия Питерса.

Встреча — умышленно или случайно, кто знает? — произошла на одном из вечерних приемов, устроенных владельцами нового журнала. Обстоятельства оказались неблагоприятными для Пегги, к которой богема начала испытывать жалость. Приятель обеих женщин, мистер Питерс, едва появившись на приеме, с нетерпением обозрел толпу, и взгляд его привлекла стоявшая в глубине зала в толпе всяческих знаменитостей высокая, обворожительная дама в роскошном туалете, чей облик всколыхнул в нем какие-то смутные воспоминания. Особенно ослепительными казались в ней обнаженные руки и шея, а также особая изысканность манер, то, как она двигалась, как разговаривала и как смеялась среди множества важных и знатных гостей. Рядом с ней семенила нервозного вида озлобленная, вульгарная, толстая, прыщавая, бесформенная молодая особа, привлекая всеобщее внимание лишь несовместимостью своего облика со здешним окружением. Обворожительная дама с роскошными плечами и шеей поздоровалась с Питерсом, и тут уж он окончательно убедился, что это была не кто иная, как мисс Рэмсботэм, прежде настолько невзрачная и равнодушная к своему внешнему виду, что он даже позабыл, как она выглядит. Услышав с досадой «Реджи!», вылетевшее из уст безвкусно разряженной, одутловатого вида молодой особы, он с явным изумлением поклонился и извинился за то, что его подвела память, которая, как он заверил толстую даму, вечно доставляет ему неприятности.