– На следующий вечер после того, как стало известно о пропаже картины, мы с Джеком – это Шмыгуна так называли – сидели в каком-то баре, – начал Гоша, тщательно следя, чтобы история выглядела как можно правдоподобнее, а для этого нужно было не врать по мелочам и по возможности не уклоняться от действительных событий.

– Я, конечно, выпил, но не так много, и рассказал Джеку, что пропажу картины умный человек мог бы использовать в своих целях. То есть сейчас всем известно, что из Эрмитажа украли картину. И вот кто-то, достаточно солидный, вхожий в круг очень богатых людей, начинает потихонечку эту картину предлагать верным людям. А для того, чтобы придать всей операции наибольший эффект, картину, цена которой не больше пятидесяти тысяч долларов, объявляют безумно дорогой, стоимостью до миллиона долларов. Ну найти кого-то в полиции, заплатить, он и трепанет эту сумму по телевизору. А потом, конечно, от всего отопрется, но в телевизионные новости опровержение уже не попадет. Там больше двух-трех дней на событие не отводится.

И когда этот человек находит солидного денежного покупателя, согласного заплатить за картину, ну хоть если не миллион, то тысяч триста – вот тогда этому, извините, лоху спокойно подсовывают копию. И ему не придет в голову, что можно подделать Жибера, потому что он вообще раньше не знал, что есть такой художник. Это ж не Рембрандт все-таки, чтобы его подделывать! Но как сотрудник Эрмитажа должен вас предупредить, что Рембрандта все же не так просто украсть, он получше охраняется.

– Интересно, – процедил Каримов.

– Вы поймите, это был просто обычный полупьяный треп, – горячо говорил Гоша. – И представляете мое изумление, когда на следующий день Джек приходит ко мне вместе с Мусой и просит повторить весь вчерашний монолог в такой форме, что я не смог отказаться! Затем они мне сообщают, что уже нашли человека из пресс-центра при ГУВД, который согласен, за деньги, конечно, сообщить по телевизору, что пропавшая картина стоит миллион долларов. А от меня требуется только найти подходящую копию картины и присутствовать при сделке, так сказать, для солидности. То есть сообщить клиенту, что я – сотрудник Эрмитажа и именно я украл картину. Подробности привести, чтобы клиент поверил.

– И вы согласились? – насмешливо спросил Каримов.

– Не сразу, – признался Гоша. – Дело в том, что я был должен Шмыгуну некоторую сумму денег… Две тысячи долларов.

Заметив, как презрительно прищурился Каримов, Гоша повысил голос:

– Это для вас такая сумма не составляет проблем, а моя зарплата в Эрмитаже – нищенская!

Если Каримов и удивился, то не подал никакого вида, а скорее всего, его абсолютно не интересовала Гошина зарплата.

– В общем, когда я попробовал отказаться, Муса сказал, что деньги я должен не Шмыгуну, а ему лично, и что если я буду «фордыбачить», то он с сегодняшнего дня включает счетчик. Я думаю, вы не станете задавать мне глупейшего вопроса, почему я не обратился в полицию?

– Не стану, – кивнул Каримов.

– Я вынужден был согласиться участвовать в этой афере, но хоть Муса и обещал мне равное участие в прибыли, я не очень-то ему поверил. Я достал копию картины у профессора Аристархова – вы можете навести справки, профессор занимается тем, что вывозит копии, сделанные студентами, в Европу и там выгодно продает. Дальше я подпоил Шмыгуна, он растрепал, что Муса предложил купить картину именно вам. Но я все никак не мог сообразить, как к вам подступиться, и не хотел подводить Шмыгуна – все же мы были давнишним приятелями, но тут случилось страшное: Андрей погиб. Его машину взорвали вместе с ним среди бела дня. Опять-таки вы можете навести справки.