– Папа, выходи уже. Я знаю, что ты за салаюшкой стоишь. Иди сюда, не бойся. Смотли, у меня уже никакого полеза нет.

Что делать? Вышел. Она на него глянула, в кулачок дунула, и раскрыла. А там – ни земли, ни пореза. Сам же видел из-за сарая, глубоко порезала, кровь капала.

– Не пележивай, папа. Кловь в землю ушла. Илка тли капли матели сылой-земле отдаст, а мать сыла-земля Илке столицей воздаст!

– Да-да, – сказал сильно обалдевший, мягко и прилично сказать, папа-мастер. – Пора тебя в столицу забирать. От этой старой ведьмы. Не-не, бабка у нас мировая, но ведьма. Как есть – ведьма!

– У-у-у… – Ирка показала папе кулак, – дулачок! Воздаст. Этой… Сто-РРР-ицей! Дурачок!

Папа был близок к обмороку.

– Ведьма, папочка, это не р-ругательно слово. Ведьма – это та, котор-рая ведает. То есть знает. И знанием повелевает. Р-руководит – по-вашему.

– По какому нашему? – спросил совсем уже белый папа.

– По-вашему, по-человечьему, – спокойно ответила Ирка.

Папа присел на землю.

Иркина бабка, накрывающая в доме на стол ужин, довольно хмыкнула.

– Ну, вот и хорошо. Один порез того стоит, а то затаскали бы в той столице по логопедам мою умницу-красавицу. Им только волю дай – сразу уздечки резать. А ты ничего мужик, крепкий. Сейчас водки выпьешь, мясом закусишь, тебя и попустит. Ты же знал, что ведьмино отродье в жёны берёшь, знал? Думал, так это, баловство и сказки? Пережитки прошлого. Пережитки, слово-то какое, а? – Бабка довольно рассмеялась. – Сделаешь себе ещё парня, и будет он тебе надежда и опора, будет с кем на старости лет стопарь поделить да о политике поговорить. По-вашему, по-человечески.

В положенный срок был построен дом, Иркина мать забеременела, чтобы получить трёхкомнатную, а не положенную на троих двушку. В положенный срок родила хорошего малыша. Папа назвал его Николаем. Ирка – в положенный же срок – пошла в первый класс. И была очень благодарна младшему брату за то, что его появление позволило ей избежать слишком назойливой материнской заботы. Во время беременности та было начала изливать на Ирку всю ту любовь, которую, как она вдруг решила, задолжала ей за семь лет. Но родился Кока, и всё стало на свои места: мама – при сыночке, папа – при работе (он заочно закончил политехнический институт, но «пойти в инженеры» решительно отказался, как мастер всё того же цеха он получал значительно больше), Ирка – при своих делах. Школьный курс давался ей играючи. Лето она проводила у бабки, которая, к слову, напрочь отказывалась принимать у себя Коку.

– Он не ангел. И не сын фараона, – совершенно серьёзно говорила обиженной на бабку матери Ирка. И тут же, улыбнувшись, добавляла: – Мам, ну она уже старенькая, ей тяжело.

– Мне тоже тяжело. Я иногда хочу от пелёнок и кастрюль отдохнуть. Мы с отцом никогда у моря не были. Могла бы и ты за ним в деревне присмотреть!

Ирка не хотела присматривать за Кокой в деревне. Достаточно было того, что она присматривала за ним дома. Мать, правда, о подобном «присмотре» не догадывалась, просто радовалась, что малыш отлично спит по ночам, что даже зубки не доставили никому особых хлопот. А что старшая сестра так любит брата, что всегда перед сном гладит ему животик, что-то распевно гундося себе под нос, так это нормально. Ирку мама немного побаивалась, если честно. Однажды, когда дочь совала в рот Коке какую-то зелень, мать отругала её, но Ирка так на неё глянула, что женщина кулем рухнула на ковёр. И спала отличным крепким сном восемь часов подряд. Ирка заботливо накрыла мать пледом, подоткнув со всех сторон, и подложила под голову подушку. Мама проснулась бодрой и отдохнувшей.