Павлик не хотел уходить, он больше всего на свете желал, чтобы обернулся мужчина в плаще с капюшоном, пусть даже он не увидит, а лишь почувствует это движение, но тот так и сидел, опустив ноги в горячий ручей, и Павлик сквозь спустившееся на землю облако чувствовал, как спина его дрожит и говорит то же самое: уходи, уходи, уходи…
Волчье вымя
Машина по-прежнему стояла внизу. Павлик едва отыскал ее в сплошном тумане и подумал, что она опять пустая, но шофер оказался на месте. Он ел бутерброд с рыбой и запивал ягодным настоем из иностранного термоса.
– Видал? – показал на термос. – На берег выкинуло. Тут чего только не выбрасывает. Даже холодильники. Вроде тонуть должны, а не тонут. Я однажды ящик с пивом японским нашел. «Асахи». Ну чего, поедем?
Павлик неодобрительно покосился на один из портретов под лобовым стеклом. А про другой он не знал, кто на нем изображен.
– Мама это его, Екатерина Георгиевна, – поймал его взгляд мужичонка, и кадык на его шее стал еще острее и беззащитнее. – Что морщишься, дурачок? Тот, кто трубочку курил, не раздаривал Курил. Начинают с термосов, а потом десант выбрасывают. – Машина ехала всё труднее, но водитель как-то ухитрялся находить в дюнах и тучах дорогу, не сваливаясь в океан. – Я вообще-то думал, что ты призрак. У меня раз случилось, я женщину молодую подвозил. В сумерках стояла и голосовала. Я ее вез, а она вдруг куда-то подевалась. Была в кабине – и нету. Мужики с базы говорили, что тоже ее видали. Вроде бы она там погибла на дороге в этом месте. И душа ее неприкаянная слоняется. Может такое, по-твоему, быть?
– Может. А это правда, что вас инопланетяне похищали? – спросил Павлик, чтобы что-нибудь спросить.
– Правда, – ответил шофер спокойно. – Только это не здесь было.
– И что они с вами сделали?
– Энцефа… фало… грамму мозга сделали. И сказали мне, что я всё забуду. А я не забыл. То есть сначала забыл, а потом попал в аварию и всё вспомнил. Мне не верил никто. А я им доказал. Нарисовал созвездие Паруса. Они сначала смеялись, а потом показали астрономам, и те за голову схватились, потому что это нельзя было сочинить, а только самому увидеть. И только из космоса. А с Земли никак. Ну и отправили меня сюда, чтобы людей не смущал. А тут этим никого не удивишь. Здесь такой народ живет: им что инопланетяне, что динозавры – всё едино. Ну всё, мне дальше не проехать.
Павлик вышел из машины и пошел по мокрому песку. Литораль. Это называется литораль, вспомнил он. Идти стало еще тяжелее, ноги вязли в сыром песке, но он шел. Шатаясь, падая, вставая, как в то последнее хмурое утро. Не в последнее – в крайнее. Один шаг, еще один. Бурый медведь ломанулся в кусты. «Хорошо, что сытый, а мог бы и напасть, – подумал Павлик отстраненно. – На ослабевшего человека любая тварь накинется».
Остров сделался совсем узким, и, поднявшись на дюну, Павлик увидел справа и слева воду. Справа залив, слева море, но совсем другое, западное, и птиц много-много над протяжной и узкой песчаной землей. «Эк куда меня занесло…» Литовка, смерть, коса… Песок сменился снегом. Стало холодно, темно, тесно, и только светилась перед Павликом извилистая, как река, дорога…