— «Крот» может находиться в крепости?

— Не думаю, — покачал головой Малютин. — Крепость фактически не имеет значения, не XIX, знаете ли, век. Ее легко разбомбить, сровнять с землей. Оставить гарнизон в окружении, а самим пойти дальше. Там отдельный полк и никаких секретов. «Крот» — он где-то выше. Список подозреваемых давно имеется, но нахрапом действовать нельзя, агент ляжет на дно. Иначе надо действовать…

— На хуторе ничего не трогали?

— Потоптались, не без этого, — пожал плечами Малютин. — Трупы увезли, остальное оставили. Шесть дней назад это было. Охрану выставить не можем, сами понимаете…

— И больше никаких мер не предпринимали?

— Ну почему же. Формально уголовный розыск занимается расследованием. Но я не слышал, чтобы кто-то повторно ездил на хутор. Через день после случившегося областное управление дало санкцию на арест Кострова Николая Артемьевича — начальника Особого отдела городского управления госбезопасности. Инкриминируют халатное отношение к работе и возможное пособничество вражеской агентуре. До особого распоряжения он содержится в городском следственном изоляторе. Насколько я знаю, пару раз подвергался допросам.

— Считаете его врагом?

— Да какой он враг, — скрипнул зубами Малютин. — Я знаю Николая Артемьевича, общались, выпивали, наши жены знакомство водят. Напортачил он, конечно, не проявил должной бдительности и умения. Но раз арестовали, вступаться не могу, не в той весовой категории. Да и время нынче трудное.

«Предвоенное», — подумал Максим, покосившись на своих товарищей. Все трое дружно молчали, перевалив тяжесть разговора на плечи старшего группы. Насчет «весовой категории» Павел Егорович явно поскромничал.

— Сам хочу с ним поговорить, — неохотно выдавил Малютин. — После ареста ни разу не виделись. Позвоню к вечеру, пусть доставят на дачу. Подвалы приспособлены, не сбежит. Не смотрите так удивленно, товарищи офицеры, я все же не последний человек в этом городе… — Малютин закончил фразу приглушенным ругательством, из чего следовало, что человек он, может, и не последний, но все равно — не бог.

— Я могу при этом присутствовать?

— Не вижу причин для отказа, — пожал плечами секретарь. — Вы мой помощник. Но ведите себя скромно, не проявляйте инициативы. К тому же, боюсь, Николай Артемьевич никогда уже не выйдет на свободу… — Малютин вздохнул как-то даже преувеличенно сокрушенно. В этом он был прав. Попасть за решетку — легко. Выйти — фактически невозможно, пусть ты даже самый честный и лояльный человек.

— Позвольте вопрос не по теме, Павел Егорович? — спросил Максим.

— Пожалуйста, Максим Андреевич.

— Вы хорошо знакомы с товарищем Берией?

— Да, неплохо, — согласился Малютин. Его глаза при этом сузились и как-то почернели, — во всяком случае, он мне доверяет.

Хорошо, что не сорвалось: а вы ему?

— Я в конце тридцатых служил в Закавказье, был бригадным комиссаром расквартированной там дивизии. Познакомились с Лаврентием Павловичем летом 1937-го — он тогда возглавлял тбилисский горком, подбирал верных людей. Шли собрания партхозактива, он выступал перед армейскими политработниками, навестил нашу дивизию… Много с тех пор воды утекло. Я подал рапорт о переводе из армейских структур, пересел в кресло партийного работника — товарищ Берия, чего душой кривить, тому посодействовал. Работал в Кутаиси, потом в ростовском горкоме, после 1939-го переведен на Западную Украину, потом в Белоруссию… Ладно, будем считать, что кабинетную работу закончили. — Малютин хлопнул по коленям и поднялся. — Сколько времени вам нужно на отдых?