Если, конечно, Кеннет с Яне не позаботились о том, чтобы ее здесь больше не было…
На какую-то долю секунды это походит на полет. Как будто она утратила вес или падает вверх. После чего кресло с чудовищным плеском ударяется о воду. У Яне перехватывает дыхание от холода. Она ожидала чего-то подобного, но не до такой степени. Когда кресло погружается, она все так же сидит в нем.
Свет солнца пропадает почти сразу. Морская вода непроницаемо темная, и Яне ничего не видит, между тем как все должно быть совсем не так.
Она разжимает руки, поворачивается и руками ищет в темноте Кеннета. Он все еще приклеен к креслу, но не может ответить на ее прикосновения. Яне хватается за его руку, как за путеводную нить, и передвигается прочь от кресла, пока у нее не получается обнять Кеннета, а потом они прижимаются друг к другу.
Они встретят смерть вместе, крепко обнявшись, погрузятся в синюю бездну спокойно и с достоинством. Но кругом только угольная чернота, холод и боль.
Такая страшная боль…
Яне сжимает веки и хватается за Кеннета, из последних сил пытающегося пробраться к свету. Он хочет освободиться от скотча, но руки намертво прилипли к креслу, которое, оборот за оборотом, медленно погружается на дно. Так, по крайней мере, должно быть. Самое страшное, что Яне больше не понимает, где верх, где низ и движутся ли они вообще. Их поглощает хаос, в котором нет направлений.
Квибилле, 1982 год
— Винсент, Винсент, Винсент…
Она шепчет, прижимая губы к дереву. Она кричала, пока были силы, а теперь может только шептать и проговаривать его имя, но потом у нее перестает получаться и это. В ящике душно, как в сауне, и ее потные волосы стоят торчком, а с кончика носа падают капли. Спина взмокла, она это чувствует, хоть и не может завести назад руку.
Если б ящик был сделан из тонкого мазонита, у нее, быть может, получилось бы разбить его изнутри. Но Винсент знает свое дело, и Аллан выделил ему лучший материал со своей лесопилки. Стыки не только сбиты гвоздями, но и основательно проклеены.
Молочная кислота жжет суставы изнутри. Если в ближайшее время не удастся вытянуть ноги, она точно потеряет рассудок. Это бесчеловечно, держать ее в ящике столько часов. Или сколько она уже здесь сидит — месяцы, годы?
— Помогите, кто-нибудь, — шепчет она.
Она еще закричит, вот только наберется сил…
Винсент делает глубокий вдох, сгибает колени, насколько у него это получается, и опускается на дно. Обшаривает его руками — ничего. Но потом мизинец цепляется за что-то в одном из углов. Вот она! Длиной в сантиметр; тем не менее Мина ее не заметила.
Винсент осторожно приподнимает трубку. Ну конечно, она на дне ящика, чтобы иллюзионист мог схватить ее губами, когда висит вниз головой. Винсент снова поднимается, фыркает и сплевывает воду. Теперь у него получается приблизить лицо к самому рту Мины.
— Ты уверен, что его невозможно разбить? — спрашивает она, в то время как вода просачивается между ее губами.
Она близка к отчаянию. Винсент кивает и смотрит на письмо Яне, его последнее послание миру на другой стороне стекла. Он сделает все возможное, чтобы разорвать его в клочки, потому что не хочет, чтобы семья его возненавидела.