– Но такого не может быть!

– Но такое есть, чёрт возьми!

– Говори чётко и просто, Фокей! Не крути!

– Это повествование твоё не понравится ни ультра-либералам, ни патриотам… Может быть, придётся по вкусу только возбуждённой и взбудораженной толпе. Но ведь не для неё мы пишем, а для… избранных и понимающих. Поэтому…

– Что «поэтому»?

– Поэтому… Поэтому, пошёл вот отсюда, негодяй! А если увижу твою дешёвую писанину в виде книги, то пеняй на себя! Ты просто… В общем, у тебя нездоровый вид. Именно такой был у моего соседа перед смертью!

– Сам дурак! – тихо произнёс русофоб и либерал Рында.– При этом ещё и балбес и негодяй! Тебя, функционер, близко нельзя попускать к чужим рукописям!

Возмущённый Рында вышел из кабинета, довольно мощно хлопнув дверью.

Внизу, на первом этаже, его остановила вахтёрша, старушка Розалия Сидоровна Дилипова. Очень любезно, но почти шёпотом, она сообщила Рынде невероятнейшую новость. Оказывается, книжно-журнальное издательство «Надёжный флюгер» через пару недель уже не будет существовать. Хозяин его и этого двухэтажного здания Михаил Ефремович Тарабук, проживающий в далёкой Австралии, закрыл свою фирму под названием «Надёжный флюгер» и продал этот дом… Здесь будет очередная «частная лавочка», но совсем другого направления. Откроется прачечная под названием «Лебединая свежесть».

«Боже мой! – С некоторой озабоченностью и сочувствием подумал Рында, – ужас! Кто же теперь будет издавать комиксы, красочные брошюры с яркими картинками, для великовозрастных господ и дам, которые лет десять тому назад напрочь разучились писать и читать?

– Получается, Розалия Сидоровна, что все редакторы, в том числе и господин Кагерманов, лишились работы? – предположил Роберт Борисович, – ему теперь трудно будет устроиться. Так я понимаю…

– Ни хрена ты в этой жизни не понимаешь, Роберт! Теперь Фокей Моисеевич будет главным редактором в новом издательстве «Мощные шаги». Открыл его наш замечательный патриот, к тому же, миллиардер Василий Васильевич Панюков.

– Так он же ведь русский и… богатей. Он же… этот Панюков просто ненавидит ультра-либералов и настоящих демократов. Ведь он даже считает, что все нации равны. Ведь это же…

– А ты, что, Боб, считаешь по-другому?

– Но ведь это полное предательство со стороны господина Кагерманова. Значит, ему просто совершенно не нужно было то, что я написал. Все ведь знают, что я непримиримый… борец. А теперь Фокей, получается, уже и патриот.

– Разбирайтесь сами, господа! Я, всего лишь, вахтёрша. Меня не увольняют, и меня это радует. Я буду сидеть здесь при прачечной.

На глаза Рынды навернулись обильные слёзы. Он досадливо махнул рукой и вышел из здания.

Сами ноги вели его неизвестно куда. Через полчаса он оказался на заброшенном московском пустыре, который уже прибирала к рукам столичная мафия, ибо невдалеке уже были обозначены силуэты строительных кранов.

Плачущий пан Рында встал у одного из деревянных заборов, вытащил их кармана трофейный револьвер, взвёл курок и приставил ствол к виску. Его можно было, определённым образом, понять, ибо очень себялюбивые господа с голубой кровью, как у запечных сверчков и тараканов, постоянно требуют от жизни даже то, что им принадлежало и принадлежать не будет.