– А, Марина Васильевна к нам пожаловала… Садись с нами ужинать – богато жить будешь!

Марина вздрогнула, как будто ее холодной водой окатили. "Господи, неужто все уж знают про елпановское сватовство?!".

Но веселый, шутливый дядя Иван тут же поправил разговор:

– Это, девонька, примета – коли кто приходит в избу к ужину, тот богато жить будет! Вот я, к примеру, завсегда ко всем, к кому бы ни пришел, все то к обеду, то к ужину аккурат и угадываю!

– То-то и живешь богато, – засмеялась жена его, дунькина мачеха Агния. – Вон они, семеро по лавкам!

– Дак разве я не богач? Вона у меня семья-то – полно застолье! Вырастут – все работники будут. Главное дело – был бы в семье лад. А где лад, там и счастье! А богатство – это кому как покажется. Кому тыщи мало, а другой и с рублем – богач!

Потом подружки долго о чем-то шептались в маленькой горенке, пока Марина не убежала домой.

…Иван Петрович Елпанов снова приехал в Ваганову спустя неделю; Марина, скрепя сердце, согласилась стать его женой, и начались приготовления к свадьбе. Елпанов дал денег, чтобы устроить для Марины девичник, но Степан и Лизавета деньги у Марины забрали, пропили, спьяну разодрались между собой и Марину же поносили непотребными словами.

Теперь Марина уже сама не могла дождаться свадьбы, чтобы после нее навсегда уехать из Вагановой. Она уже давно поняла, что у нее нет никакого выхода, кроме как выйти замуж за богатого старика: ее, бесприданницу, и последний батрак замуж не взял бы…

– Ну што, Степан Василич, скоро ли Марину взамуж выдашь? – то и дело спрашивали Степана вагановские жители.

– Скоро уж! А после свадьбы и сам с семьей думаю переехать в Прядеину. Вишь, жить зовет меня к себе Елпанов-то! Переезжайте, говорит, Степан Васильевич, будет тебе в Вагановой жить-мучиться. Дом, говорит, у меня большой, места всем хватит!

Вагановцы слушали, усмехались, а потом говорили меж собой:

– Че-то не верится… Степка и соврет – недорого возьмет!

– Да неужто Елпанов-то из ума выжил?!

А Степан гоголем ходил по деревне в новых броднях, подаренных Иваном Петровичем. Своей рваной шапки он ни перед кем теперь не ломал и думал неизвестно по поводу кого:

"Н-ну, погодите, канальи! Только сговор пока был, а то ли еще будет, как отдам сестру взамуж да породнюсь с богачом-то Елпановым! Дай Бог в родню к ему влезть, а уж там я сумею выйти в люди! Елпанову уж семьдесят, а два века на земле никто еще не проживал! Наследников нет… Отдаст старик Богу душу, так Маринку я мигом к ногтю прижму… Полным хозяином буду! Эх, вот уж гульнем тогда! На наш век хватит, да еще и останется!".

Свадьба была назначена на последнее воскресенье зимнего мясоеда. Все было готово. Елпанов еще несколько раз до свадьбы наведывался в Ваганову. Он купил Марине отрез кашемира, сам нанял портниху – сшить платье. А белое подвенечное платье из набивного шелка, туфли, купленные в Ирбите, в магазине купца Луканина, вуаль, цветы и золотые кольца ждали своего часа в просторном сундуке дома у Ивана Петровича.

Семидесятилетний Елпанов не хотел лишней огласки своей свадьбы – наоборот, стремился, чтобы она прошла незаметно. Но получилось все не так.