Рядом с Василием Павловичем восседал начальник 7-го отдела главка Богуславский. В углу кабинета на единственном кресле развалился Боцман. На диванчике ерзали Лаптев с Петровым-Водкиным. Легендарный 2-й, убойный, отдел ГУВД представляли Евгений Родин и Птица, несколько лет тому назад ушедший из района. Ткачевского не было – он валялся дома с ангиной. Из молодежи отобрали Харламова и Кружилина. Единственным не аттестованным в этой компании был Артем, правда, и у него в кармане лежали красные корочки – но не свои, а Тульского.

Каждый из вышеперечисленных обладал каким-то необычным даром, становясь тем самым уникальным ингредиентом для настоящего праздничного «салата оливье» во время веселья и для «гремучей смеси» в лихую пору.

Богуславский знал всех более-менее заметных мошенников, и не только Ленинграда, но и Сочи, Поти, а также многих других городов. Он знал все их уловки и приемы, а потому и был необходим – как специалист по фокусам. Частенько, когда оперсостав разводил руками, Богуславский тяжело вздыхал, глядя на лица подчиненных, и говорил что-нибудь вроде такого:

– Этот «номер» привез из Польши еще в 83–84 году Непоседа… Елки-палки! Только ленивый не знает!

Боцман знал территорию Васильевского острова так, как женщина «за тридцать» знает все свои морщинки. Кроме того, у Боцмана был специфический нюх, он умел вычислять преступный элемент даже со спины. Как-то он сидел с молодыми операми в кафе, и мимо него прошел к стойке паренек. Боцман, не видевший его лица, изрек:

– Вор средней руки. Первая судимость по малолетке, вторая – 2–3 года. Сидел под Питером. Мечтает угонять машины, но так и не научился. Возможно, скоро перейдет к разбоям, но… надолго не сядет.

Когда оперативники узнали, что спину этого хлопца Боцман видит первый раз в жизни, они скроили такие рожи, которые бы посмешили даже доктора Ватсона. Поспорили на коньяк. Паренька остановили, подсадили к столику, и его прошлое сошлось.

Опера выставили Боцману коньяк, но чуть обиделись, потому что так и не поверили, что тот хлопчика не знал…

Что касается Лаптева и Петрова-Водкина, то они, в принципе, были рождены гениальными карманными ворами, но где-то с какими-то хромосомами произошел маленький сбой, и они стали «тихарями», то есть операми по «карманной тяге». Эти могли часами, днями, неделями, месяцами и тысячелетиями ходить за жульем в общественном транспорте и вдвоем брать по шесть гастролеров, к тому же вооруженных. Что им было за это надо? Да ничего особенного: «беломор», глоток пива на бегу и уважение.

Начальство боялось спугнуть их задор некорректной фразой, зная, что если надо достать что-то из-под земли, то этих можно только попросить, а потом еще придется терпеливо выслушивать:

– Да в гробу мы это видали! Народу – Змею Горынычу не сожрать, а как топтать улицу – так некому!

А потом они пойдут туда – не знаю куда, и приволокут-таки то – не знаю что. И демонстративно напьются дешевым портвейном.

Уникальность Птицы заключалась в том, что он не имел воображения – начисто. Птица ничего не умел считать даже на ход вперед. В этом-то вся фишка и заключалась. Как-то ему донесли, что в одной хате собралась вооруженная банда – прямо как в фильме про 20-е годы. Он поперся в эту хату один. Так один и вошел. Разбил голову первому рукояткой от пээма. Прострелил потолок в восьми местах. Перезарядил пистолет. Закурил. И рассказал присутствовавшим историю: