– Есть у нас по пути какая-никакая деревенька?

Тарасов достал арминг, вгляделся в экран.

– Если пойдём чуть правее, выберемся к Малому Халую.

Мужчины переглянулись.

– А что, есть ещё и Большой? – усмехнулся Хмель.

– Есть, но нам туда не надо.

– Тогда идём в этот Малый… э-э, Халуй. Интересно, кто дал деревне такое название?

– Наверное, большой халуй, – серьёзно сказал Булавин.

Владлен засмеялся. По губам остальных тоже промелькнули улыбки. Хмель посмотрел на часы.

– Что-то наши не звонят.

Тарасов включил телефон.

Черкес отозвался через минуту:

– Мы тут немножко посоревновались с джипами.

– «Гонщики» те же?

– Из «Стикса», знамо дело.

– Бросайте машины и в лес!

– Да бросать нечего, – хихикнул Черкес. – Мы их разбили. Да так удачно, что и джипы восстановлению не подлежат. Уже движемся в нужном направлении. Болото обойдём только, а там километров семь до деревни. Кстати, над лесом беспилотки летают, так что поглядывайте в небо.

Тарасов спрятал телефон, глянул на облака, нависшие над лесом.

– Всё в порядке, они увели погоню за собой, идут к Погосту. Черкес видел беспилотку.

Мужчины обменялись понимающими взглядами.

Беспилотками назывались самолёты-разведчики сверхмалого класса, имевшие отличную аппаратуру визуального наблюдения за поверхностью земли. Такими самолётами обладали все уважающие себя спецслужбы, и то, что ФАС бросила их на разведку в район Кенозера, говорило о серьёзности намерений его начальства.

– Гвоздецкий! – стиснул зубы Никифор. – Пора мочить ублюдка!

– Беспилотки всего лишь спецтехника, – качнул головой Булавин. – Почему нами не занимаются колдуны-конунги? Недооценили? Или ждут-таки где-нибудь в засаде?

– Они не должны знать о наших планах, – сказал Тарасов рассеянно. – Это означало бы серьёзную утечку информации из Катарсиса.

– Почему же ФАС так рьяно принялась нас искать?

– Узнаем. Отдохнули? Вперёд.

Отряд снова углубился в лес, обходя самые чащобные места и низменные заболоченные участки.

Через час вышли к деревне и остановились, разглядывая несколько тихих, полуразвалившихся изб, крытых сгнившей дранкой или досками. Деревня явно пустовала. Нигде не было видно её жителей, не кричали петухи, не мычали коровы и не лаяли собаки. Приникшие к земле домики со слепыми окнами, кое-где заколоченными досками крест-накрест, тоскливо ждали конца света.

– Вот тебе и лошади, – пробурчал Хмель. – Никого. Мёртвая деревня.

– Ничего удивительного, – сказал Булавин. – Я читал отчёт недавней сельскохозяйственной переписи России. Если до девяностого года прошлого века у нас было двадцать пять миллионов хозяйств, в том числе деревень и сёл, то к прошлому году осталось меньше пятнадцати миллионов. Деревня умирает, люди подаются в города, и остановить этот процесс никто не спешит.

– Зато богачи строят свои коттеджи всё больше и больше.

– О богачах разговор особый. Не все они сволочи. Но лошадей теперь в деревнях днём с огнём не сыщешь.

– Лошади ладно, без них в наш нанотехнический век прожить можно, а вот корову жалко. Знаешь, сколько стоит породистая тёлка? От двадцати до сорока пяти тысяч рублей. И содержать коров почти никому не выгодно. Так что коровы тоже исчезнут вместе с деревнями.