– Дело в том, – сказала она вслух, – что две последние цифры кода ячейки составлены из даты моего рождения. Петр его знает наизусть, поэтому даже записывать не стал.

– Велика проблема! – поморщился Мамонтов. – Подобрать несложно.

Однако вместо того, чтобы немедленно выставить зарвавшуюся гостью из кабинета, он сделал вид, что вытирает листом бумаги пятна на столе, а сам повернулся к Эльке насторожившимся волосатым ухом.

– Я недавно сдавала вещи в багаж, – продолжала она ровным тоном, – и внимательно изучила инструкцию. Если камеру хранения не удается открыть с третьего раза, срабатывает блокиратор и сигнализация. Прикиньте, сколько шансов у ваших людей угадать окончание кода?

Мамонтов прикинул. Потемнел лицом. Скомкал грязный листок и швырнул его прочь. А потом поднял на Эльку недобрый взгляд и пообещал:

– Ты сама назовешь дату. И часа не продержишься.

– Возможно, – согласилась Элька. Она отчаянно блефовала, выдумав всю эту чушь с блокиратором, но была уверена, что такие крутые типы, как Мамонтов, не шастают по железнодорожным вокзалам. Оставалось продолжать блеф или признать, что ее комбинация оказалась заведомо проигрышной. Элька сдаваться не собиралась, не имела права. А потому с деланым спокойствием продолжала: – Пыток я ужасно боюсь, спору нет. Вот только одна беда: у меня врожденный порок сердца. Я же чуть на столе не окочурилась, разве вы не заметили? – Ее речь все ускорялась и ускорялась, не оставляя Мамонтову ни секунды на размышление. – Зато если вы просто отправите меня на вокзал под охраной, я открою камеру, передам вашим людям чемоданчик, а сама испарюсь со своей долей, как будто меня никогда и не было.

– У хахаля твоего, который внизу мается, тоже порок сердца? – желчно спросил Мамонтов.

– У него врожденная тупость. Это означает, что он способен на героические поступки. И он скорее сдохнет, чем нарушит клятву, которую мне дал.

– Он тупой, а ты, значит, сообразительная и находчивая?

– Выходит так, – скромно признала Элька.

– Ладно, сделаем по-твоему, – сказал Мамонтов после мучительно долгого раздумья, за время которого у Эльки все неоднократно перевернулось внутри. – Сбежать ты не сбежишь, об этом начальник моей охраны позаботится. Но чемоданчик откроем здесь! – Он ударил кулаком по тому самому месту на столе, где еще сохранялись бледные отпечатки Элькиных ягодиц.

– Нет! – Мысленно торжествуя победу, Элька состроила недоверчивую мину и отрицательно мотнула волосами из стороны в сторону. – Гостить здесь я больше не собираюсь. В крайнем случае можем встретиться у ворот вашего дома. Но даже во двор я заходить не буду.

– Как хочешь, – сказал Мамонтов с насквозь фальшивым равнодушием. – У ворот так у ворот.

Выражение глаз у него было при этом, как у здоровущего кота, делающего вид, что он не замечает резвящейся рядом птички.

Но и птички тоже якобы не обращают внимания на подкрадывающихся к ним котов. До поры до времени. Пока не вспорхнут, торжествующе щебеча о своем счастливом спасении.

– Смотри у меня, – предупредил Эльку начальник мамонтовской охраны Черныш. – Я фокусов не потерплю.