— Почему ты никогда не рассказывала мне о том, что ты сирота, что у тебя был брат?
Она снова пожала плечами:
— Не знаю… Хотела рассказать, когда ты лежала в больнице, а потом передумала.
— Но почему?
— Потому, что ты любишь меня, Смоуки. А моя история ничем не смогла бы тебе помочь и лишь усилила бы боль.
«Она права», — подумала я.
И Элайна улыбнулась улыбкой счастливой любящей жены, улыбкой бездетной матери, улыбкой сказочной принцессы, которая пожертвовала своими волосами ради того, чтобы жить.
— Так мы будем снимать кино? — раздался голос Келли. Она только что вошла в гостиную, держа за руку Бонни.
— Конечно, будем, — ответила я, заставив себя улыбнуться.
— Объясни, что нам делать, — попросила Элайна.
Я попыталась взять себя в руки, чтобы унять охвативший меня внутренний трепет.
— Уже год, как умерли Мэт и Алекса. Многое с тех пор произошло… — Я посмотрела на Бонни и улыбнулась. — И не только со мной. Я все еще скучаю по ним, и всегда буду скучать. Но… они здесь больше не живут, — произнесла я фразу, утром адресованную Бонни. — Я всегда буду помнить о них, я сохраню все фотографии, все видеозаписи, но я должна избавиться от вещей, от одежды и игрушек, от всего, чем они пользовались, когда были живы.
— Вот мы и пришли, чтобы помочь, — сказала Элайна. — Только скажи, что надо делать. Хочешь, разобьемся по комнатам, или будем убираться все вместе?
— Думаю, вместе.
— Вот и славно… Откуда ты хочешь начать?
Я словно прилипла к дивану. Элайна заметила и стала подталкивать меня.
— Вставай, вставай, — уговаривала она, побуждая взяться за дело.
Сначала я даже рассердилась, но затем почувствовала себя виноватой, ведь Элайна этого не заслужила.
Я сразу же вскочила и не задумываясь выпалила:
— Давайте начнем с моей спальни.
Мы склеили вместе несколько картонных коробок, сотрясая воздух пронзительными звуками рвущегося скотча. И вновь наступила тишина.
В нашей с Мэтом спальне у каждого из нас был свой стенной шкаф. Я взглянула на дверцу его шкафа, и мне стало трудно дышать.
— Боже мой! — воскликнула Келли. — Здесь чертовски мрачно!
Она подошла к окнам и подняла тростниковые жалюзи — на одном окне, другом, третьем. Комнату залило потоками яркого солнечного света. Затем решительным, почти грубым движением Келли раскрыла настежь и сами окна. И через секунду мы ощутили легкое дуновение свежего ветра, который закружился в воздухе, наполняя спальню звуками улицы.
— Подождите-ка, — прогремела Келли и направилась к выходу.
Элайна удивленно взглянула на меня. А я в недоумении пожала плечами. Мы слышали, как Келли затопала вниз по лестнице, повозилась на кухне и с таким же грохотом вернулась обратно, держа в руках переносной плейер и CD. Она включила плейер в розетку, вставила диск, и заиграла музыка: неистовый бой барабанов вкупе с порывистым проигрышем электрогитары, который мне показался немного знакомым. Это была одна из тех песен… Названия не помню, но я слышала ее тысячу раз, и она неизменно заставляла меня притопывать в такт.
— Хиты семидесятых, восьмидесятых, девяностых… — произнесла Келли. — Может, в них нет особого смысла, зато сколько удовольствия!