Однажды мы занимались любовью. Не сексом, а именно любовью. При свечах. Мы выпили вина. Тихо и ненавязчиво звучала красивая мелодия, создавая волшебную атмосферу. Ярко светила луна, и легкий ночной ветерок овевал наши тела, влажные от нежной страсти и любовной истомы.

И вдруг я пукнула, негромко, конечно, но этот звук не перепутаешь ни с чем. Мы оба замерли в смущении. Повисла долгая, мучительная пауза… И мы засмеялись; захохотали как ненормальные, повизгивая и корчась от смеха. Мы затыкали себе подушками рот, чтобы не разбудить Алексу, пока не вспомнили, что она гостит у друзей. Смущение как ветром сдуло, а наша любовь стала еще нежнее и еще откровеннее.

Но не все было так благостно в нашей жизни. Не обходилось и без споров. Господи, что это были за споры! Мы называли их целебными. Они постоянно убеждали нас в том, что хорошая встряска и здоровая критика просто необходимы для счастливой семейной жизни.

Меня изнасиловали здесь же, на этой кровати, и, привязанная к ней, я видела, как умер Мэт.

Я горько вздохнула. Воспоминания не давали покоя; беспощадные и неумолимые, они никогда не сотрутся из памяти. Я еще раз взглянула на кровать и задумалась о том хорошем, что еще может здесь произойти, если все-таки я решу остаться. Ни Мэта, ни Алексы больше нет, но у меня есть Бонни, есть я сама, есть наше будущее, которое немыслимо без прошлого, как шоколадные пончики без молока.

— Вот так и происходят чудеса, — вывел меня из задумчивости голос Келли. Она стояла в дверях, наблюдала за мной.

— Привет. Спасибо, что пришла мне помочь.

Келли вошла и рассеянно огляделась.

— Ну что, начнем или еще раз посмотрим «Ангелов Чарли»? Вдобавок Бонни меня накормила.

Я улыбнулась:

— Чтобы поймать дикую Келли, достаточно шоколадных пончиков и огромной мышеловки.

— Ах вот, значит, как, — сказала она, подошла и плюхнулась рядом со мной на кровать.

— Столько всего хорошего связано у меня с этой комнатой, — призналась я.

— Объясни мне одну вещь… — помедлив, произнесла Келли.

— Какую?

— Почему ты ее не выбросишь? Ведь это та самая кровать, где все произошло…

— Единственная и неповторимая, — сказала я и провела рукой по стеганому одеялу. — Я хотела от нее избавиться, когда вернулась домой. Мне было невыносимо на ней спать, и первые несколько недель я ночевала на диване. Однако, раз решившись, я больше уже нигде не могла заснуть. Здесь случились ужасные вещи, но им не удастся перевесить мое счастливое прошлое. Эту кровать я делила с моими любимыми Мэтом и Алексой и не позволю Сэндсу отнять у меня память о них.

Я не могла разобрать выражения глаз Келли. Что крылось в них — печаль или чувство вины?

— Какие же мы разные, Смоуки! Всего один раз, еще девчонкой, я попала в беду: связалась с нечестным парнем, забеременела и отказалась от ребенка и была абсолютно уверена в том, что уже никогда и ни с кем не смогу построить семью. А для тебя память о днях, проведенных с родными, оказалась гораздо сильнее несчастий, выпавших на твою долю. Я восхищаюсь тобой, — сказала Келли и грустно улыбнулась.

Я ничего не ответила. Я очень хорошо знала свою подругу. Она разделяла мое горе, делилась своим, и этого было достаточно. А слова утешения — они всего лишь слова. Что в них проку?