— Знаешь, по чему я скучаю? — улыбнулась она. — По мексиканским пирожкам Мэта.

Я удивленно посмотрела на нее и улыбнулась в ответ:

— Они были великолепны!

— Мне так их хочется иногда! — с грустью ответила Келли.

Я и кухня несовместимы; максимум, на что я способна — воды вскипятить. А Мэт был повар от Бога. Он купил кулинарную книгу и все премудрости освоил сам. Готовил — пальчики оближешь. А стряпать мексиканские пирожки его научил один человек. И это было бесподобно! Мэт брал не покупные лепешки, а настоящие тортильи из кукурузной муки, мягкие и эластичные, и плотно набивал их мясной начинкой со специями, от которых у меня просто слюнки текли. Видно, у Келли тоже. Она любила вкусно поесть и чуть ли не каждую неделю приходила к нам обедать.

Я вспомнила, как однажды, не умолкая ни на секунду, Келли уплетала мексиканские пирожки и чем-то рассмешила Алексу. Алекса так расхохоталась, что захлебнулась молоком и у нее из носа потекли молочные струйки.

— Спасибо, — произнесла я.

Келли меня поняла.

«Спасибо тебе за память, за эту горькую радость, которая так больно ранит, но приносит столько счастья».

Келли встала и направилась к двери, затем оглянулась и с озорной улыбкой произнесла:

— Кстати, мышеловка-то ни к чему, достаточно подсыпать яду. Шоколадные пончики я буду есть всегда!

— Как ты? — спросила Элайна.

Она пришла двадцать минут назад, обнялась, как обычно, с Бонни и увлекла меня в гостиную, чтобы поговорить наедине.

«Только не ври», — требовали ее искренние карие глаза, словно рентгеновскими лучами просвечивая меня насквозь.

— Вообще-то замечательно, но иногда плохо, — честно призналась я.

Элайна на редкость добрый, но при этом очень строгий человек, и обмануть ее мне даже в голову не приходило.

— Что значит «плохо»?

Я посмотрела ей прямо в глаза, пытаясь выразить словами то, что так мучило меня по ночам. Мне больше не снился Джозеф Сэндс. Его глумливая рожа и издевательский смех постепенно исчезли из моих сновидений. На смену им пришли кошмары с Бонни в главной роли. Я видела девочку то на коленях убийцы, который приставил ей к горлу нож, то в луже крови с простреленной головой.

— Мне страшно. Мне снятся кошмарные сны.

— О чем?

— О Бонни.

— Ты боишься за нее?

— Ужасно боюсь, просто с ума схожу от страха. Что она никогда не заговорит, что остановится в развитии и что меня не окажется рядом, когда я буду ей нужна.

— И, — подталкивала Элайна, заставляя меня выговориться.

— Я боюсь, что Бонни умрет, это ты хочешь услышать? — ответила я раздраженно. — Прости, — сразу же спохватилась я.

Элайна ободряюще улыбнулась:

— Но это вполне объяснимо, Смоуки. Ты потеряла ребенка и понимаешь, что подобное может случиться вновь. Господи, ведь Бонни едва не погибла у тебя на глазах! Как же теперь не бояться? — воскликнула она и ласково погладила меня по руке.

— Но эти сны… они совершенно выматывают меня! — пожаловалась я. — Страх — это слабость, а я должна быть сильной, чтобы ее защитить!

Я сплю с заряженным пистолетом под подушкой, мой дом просто напичкан сигнализацией, на входной двери такой замок, который преступнику и за час не открыть, но легче от этого не становится.