Кирилл взял лопату, вышел из ограды и копнул в стороне, принёс земли и стал засыпать зазор, что остался от наклона креста. Потом утрамбовал землю ногой. Он подумал, не топчется ли он над головой похороненного, но Лиза ничего не сказала. Даже если и топчется – что из этого? Здесь, на кладбище, всё казалось обыденным – сосны и берёзы, могилы и кресты, жизнь и смерть.

Лиза выгребла сор за ограду и остановилась, опёршись на грабли.

– Папка меня любил, – совсем тихо сказала она.

Чем тише она говорит, понял Кирилл, тем лучше получается.

– Почему он умер? – Кирилл посчитал годы жизни по датам. – Ему же только сорок шесть было. Молодой.

– Его убили.

Лиза перекрестилась и начала беззвучно читать молитву. Кирилл изумлённо смотрел на Лизу. Здесь, на кладбище, действия Лизы были совершенно естественны. Это не сексуально-ролевое смирение поп-звезды, что стоит в раззолоченном храме в платочке и со свечкой.

Но и для Лизы на земле тоже начался двадцать первый век. Лиза приехала сюда на дрезине, у неё есть мобильный телефон и карточка ИНН, она смотрит по телевизору ток-шоу и сериалы. Откуда же в современном человеке всплывают эти старинные, даже древние действия, ритуалы, потребности, и почему они так органичны?

Лиза взяла грабли и направилась обратно к узкоколейке. Кирилл догнал Лизу, тыкая лопатой в землю, как посохом.

– Лиза, а кто убил твоего отца? – осторожно спросил он.

– Шестаков.

Шестаков – тот богач, что построил здесь кирпичный особняк.

– А почему?

– Папа хотел… переехать в город… чтобы я не жила… в интернате.

Кирилл понял. Школа в Калитино была девятилеткой. Два последних года старшеклассники доучивались в райцентре, жили в интернате. Николай Токарев, видимо, хотел продать дом в деревне и перевезти семью в райцентр, чтобы дочь оставалась под присмотром.

– А чем Шестакову мешал ваш переезд?

Лиза долго молчала, глядя себе под ноги.

– Слуги… разбе… гаются.

Ответ ошеломил Кирилла. Вот так всё просто. Убили мужика – и его баба с девкой остались в деревне. Кто-то ведь должен прибирать в особняке, стирать бельё и ухаживать за клумбами. Возить лакеев издалека – дорого. Как сказал Мурыгин – хозяин есть всегда…

Тут, в Калитино, закрыли зону, кончились заработки, и наступило крепостное право нищеты. И помещик появился – Шестаков. Помещик, усадьба и холопы. Убить раба – право господина.

Лиза и Кирилл дошли до дрезины, забросили в кузов грабли и лопату, забрались в кабину на свои места. Кирилл молчал. Лиза сидела неподвижно, глядела вперёд на мглистую дорогу и не поворачивала ключ зажигания.

– Это в марте было… – еле слышно, почти тайно сказала она. – Папка пошёл в Рустай… на автобус до города. Через два дня… нашли его… недалеко отсюда…

Кирилл вдруг понял, что отец Лизы погиб всё у той же промоины, где неизвестное зло напугало потом и саму Лизу. Если в проклятии деревни Калитино была система, чей-то замысел, то Николай Токарев должен был погибнуть именно на этом месте.

– Ему… горло… – Лиза не договорила.

– Перерезали?

Лиза замотала головой. Ей было трудно сказать, но не потому, что она говорила плохо.