– Далеко до карьеров? – спросил Кирилл.

Лиза показала ладонь с растопыренными пальцами, потом ещё три пальца. Восемь километров.

Дрезина заклокотала и покатилась. Кирилл восторженно смотрел по сторонам. Скорость у дрезины была как у велосипеда. Всё вокруг казалось игрушечным, ненастоящим. Колея – шириной в один шаг, 750 мм, как у детской железной дороги. Грузовик ГАЗ-51 был великоват для своей платформы и громоздился на ней, будто слон на табуретке. Передние колёса дрезины стучали где-то под Кириллом. Дымка пожара гасила горизонты. Лес по правую руку выглядел нарисованным на белой холстине. По левую руку домики деревни Калитино походили на детскую площадку. И лес, и деревню от узкоколейки отделяли широкие полосы отчуждения. Дрезина бежала по невысокой насыпи.

Почему Калитино – деревня? – думал Кирилл. Может, давным-давно, при раскольниках, жители здесь и занимались хлебопашеством, но потом работали в леспромхозе и на торфозаготовках, охраняли зэков. Калитино жило вполне по-городскому, как посёлок при заводе. Всё деревенское осталось в прошлом. Впрочем, были ведь огороды, коровы, куры… Когда в детстве Кирилл ездил в деревню к бабушке приятеля, его поразили окраины Малоярославца. Такое же вот полугородское-полудеревенское существование, когда деревня влилась в город, отчасти переняла городские нормы, но сохранила привязку к земле. Как назвать такую форму жизни? Слободской?..

Калитино закончилось. Потянулась обширная пустошь, на дальнем крае которой еле угадывалась река, а затем началась роща. Над липами и берёзами вторым этажом поднимались кроны сосен. Вдруг Лиза надавила на педаль, заскрипели буксы, и дрезина остановилась.

– Что случилось? – забеспокоился Кирилл.

Лиза выключила зажигание и указала пальцем на рощу:

– П-папка…

Кирилл сначала не понял, а потом разглядел в роще железные оградки и кресты. Здесь находилось деревенское кладбище. Наверное, Лиза хотела по пути на карьеры навестить могилу отца.

Лиза выбралась из кабины и неловко полезла в кузов. Кирилл смотрел в окошко, прорезанное в затылке кабины. В кузове на полу среди торфяной крошки, щепок и кусков коры валялись грабли, лопаты, багор, лом, домкрат, ржавое полотно двуручной пилы. Кирилл догадался, что это аварийный набор на тот случай, если дрезина соскочит с рельсов или если дорогу завалит упавшее дерево. Лиза взяла штыковую лопату и грабли.

Кирилл увязался за Лизой. Они перебрались через придорожную канаву, обросшую репейником, и по сухой траве пошагали к роще.

Могила отца под высокой сосной оказалась совсем запущенной. Некрашеный заборчик наклонился, деревянный крест тоже стоял косо.

– М-мы б-быстро, – сказала Лиза.

Она принялась торопливо скрести граблями по могиле, подбитой по краям досками, и вокруг, в ограде. Грабли вычёсывали космы сухой травы и веточки, из-под зубцов покатились сосновые шишки. Кирилл осторожно взял крест за лапу и вернул его в вертикальное положение.

В центре креста была пожелтевшая фотография под квадратиком мутного оргстекла. Довольно молодой мужчина в пиджаке как-то странно смотрел куда-то вбок, словно стеснялся, что умер. Кирилл узнал снимок. Такой же висел в доме у Токаревых, только там на руках у мужчины была шестилетняя Лиза, на неё мужчина и смотрел. Здесь Лизу отстригнули, но всё равно это показалось Кириллу жутким: словно Лиза должна быть в могиле вместе с отцом. Под фотографией темнела выжженная надпись: «Токарев Николай Петрович» – и даты.