– Вон тот, княже, с петухом на крыше… видишь, третий с того конца.

– Ага. Пошли.

Они прошли вдоль всей улицы. Вадим внимательно, но соблюдая полную конспирацию, то есть раскрыв рот с любопытством и удивлением в глазах, как и подобает приезжему, оглядел интересующий их дом. Крепкий дом вдовы новгородского купца Бялы был обнесен высоким забором.

– Ага, – ухмыльнулся князь, – спрячь за высоким забором девчонку…

– Что?

– Что, княже? – поворотясь, спросили его спутники почти в один голос.

– Нет-нет, ничего… И вы, это… поаккуратнее с «княже»… Ладно, уходим. Надо вечера дожидаться.

– Эх, – мечтательно протянул Палей, – перекусить бы…

– Вот это дело, друже, – поддержал Вадим и повернулся к Худоте: – Где тут местечко поспокойнее?

– В конце улицы, кня… хм… мастерские ковалей там и пруд…

– Добро. Веди к пруду.

Они миновали купеческую улицу, поднялись на небольшой холм. Еще на подъеме стали слышны удары. Когда они взошли наверх, то в нос ударил запах горелого масла, угля… и еще пахло сырцом.[40]

Мастерских было с дюжину и почти во всех было движение, позвякивали молоточки – это коваль указывал подмастерью место очередного удара, заодно и немного подправлял металл – бряк-бряк. А уж следом за тем бухал молот – бух-ух! Десятки инструментов на разные лады выдавали металлические звуки, которые поднимались вверх и сливались в замысловатый ансамбль. Непривычная это была музыка, но приятная…

– Странно, – заметил Вадим, – а там внизу, у купцов и не слышно… почти.

– Так многим купцам эта музыка всласть, – ответил Худота, – не один из них живет с трудов ковалей. Вот хоть бы тот же Бяла… жил с ковалей. Сырец им свейский[41] продавал, из которого отменные мечи получаются, княже.

– Я же просил!

– Прости, кня… Вадим.

– То-то.

Улица ковалей, если эти хаотичные застройки можно было назвать улицей, упиралась в довольно большой пруд.

Техника безопасности превыше всего. У воды стояли огнедышащие производства, и сие правильно – мало ли чего… Из искры, как говаривал поэт, и пламя возгорится вмиг. А кругом сухое бревно – пшик, и нет улицы, да что там улицы, так и город погореть может. А что, это идея! Пшик – и нет Новгорода, ну или части его. Покуда отстроятся, в порядок приведут, а труды-то немалые. Гостомыслу придется покрутиться, ох придется. Может, и не до козней супротив руссов будет?! А?

Вадим отогнал дурные мысли даже в задумьях, махнул рукой, словно отгоняя писклявого комара. Нет! Так не пойдет. Могут погибнуть в пожаре люди, и немало. Нет. Не годится. С Новгородом князь хотел дружить, а не враждовать, хотя пока выходило все наоборот. Но это только пока…

Предаваясь мыслям, Вадим не заметил, как спустился вниз. Гарью запахло сильнее. Худота даже прикрыл нос рукавом. Снег вокруг кузниц был вытоптан почти до земли, а там, где он оставался нетронутым, был сплошь серый… и местами черен, как сажа…

– Надо подалее отойти, – предложил Худота, которому, видно, было невмоготу вдыхать эти аро-маты.

– Веди, – коротко ответил князь, и они зашагали прочь от новгородского пролетариата.

Обойдя пруд, они нашли удобное место и расположились на отдых. Палей быстро сообразил костерок, а Худота деловито извлек из походной калиты съестные припасы.