Посреди двора зияла огромная яма – задранный вверх беззубый рот. Убежище исчезло.

Долго он стоял так, одной рукой сжимая кассету, другой судорожно вцепившись в перила. Наступил вечер, мертвая дыра исчезла во мгле. Весь мир постепенно превратился в абсолютную тишину и мрак. На небе показались звезды, в соседних домах зажегся свет – неверный и холодный. Мальчик не видел ничего. Он замер, окаменел на месте, все еще глядя в сторону ямы, где прежде было убежище.

Потом рядом появился отец.

– Ты давно здесь стоишь? Давно? Майк, отвечай мне!

Майк вздрогнул.

– Ты сегодня рано, – пробормотал он.

– Спешил. Хотел вернуться к тому времени, как ты… придешь домой.

– Его нет.

– Да. – Голос отца звучал бесстрастно, холодно. – Убежища нет. Прости, Майк. Я позвонил в магазин и попросил его забрать.

– Почему?

– Нам не расплатиться. Под это Рождество все покупают одни только адаптеры. Я не могу выдержать конкуренции. – Отец помолчал, затем с горечью добавил: – О, они повели себя очень достойно – вернули мне половину внесенных денег. – Голос наполнился иронией. – Лучше было покончить с этим до Рождества. Они смогут продать его еще кому-нибудь.

Майк молчал.

– Постарайся понять, – с трудом продолжал отец. – Все деньги, которые мне удается наскрести, я должен вкладывать в магазин. Иначе нам не продержаться. Одно из двух: магазин или убежище. А если отказаться от магазина…

– Тогда мы вообще всего лишимся.

Отец взял его за руку.

– И убежища тоже. – Тонкие сильные пальцы нервно вздрагивали. – Ты уже не маленький, должен понять. Позже мы обязательно купим – может быть, не самое новое, не самое дорогое, но купим обязательно. Это было ошибкой. Нам оно не под силу – сейчас, когда все очертя голову покупают одни только адаптеры. Однако я не отказываюсь от уплаты взносов в НАТС, ты не будешь изгоем. Дело не в принципе! – В голосе Боба Фостера зазвучало отчаяние. – Ты понимаешь, Майк? У меня не было другого выхода!

Майк вырвал руку.

– Куда ты? – Отец рванулся следом. – Вернись!

В темноте он споткнулся, упал и ударился головой об угол дома. Когда в глазах прояснилось, двор был пуст. Сын ушел.

– Майк! – закричал Боб Фостер. – Где ты?

Ответа не было. Лишь с тоскливым свистом налетали холодные порывы ночного ветра, поднимавшего в воздух колючие снежинки. Ветер, снег, темнота – и ничего больше.

Билл О’Нейли устало взглянул на настенные часы. 9.30. Наконец можно закрывать магазин. Выпроводить шумные толпы покупателей наружу и самому идти домой.

«Слава богу!» – выдохнул он про себя, открывая дверь перед последней посетительницей – пожилой дамой, нагруженной пакетами и коробками. Потом Билл задвинул кодовый засов, опустил стальные шторы.

– Ну и народищу! Что-то не припомню подобного наплыва!

– Все, – сказал из-за кассы Эл Коннерс. – Я сосчитаю выручку, а ты обойди магазин, посмотри, чтобы никого не осталось.

О’Нейли ослабил узел галстука, с удовольствием закурил сигарету и двинулся по торговому залу, проверяя выключатели, убирая лишнее освещение. Подойдя к центральному образцу – огромному бомбоубежищу, – он вскарабкался по лесенке к горловине, ступил в тамбур шлюзовой камеры, и лифт с едва слышным вздохом опустил его вниз.