Бамбук!

Он быстро заполз в заросли бамбука. Стволы были громадные, старые. Они сомкнулись за ним с тихим шорохом. Вроде-как-папа рылся в кармане. Он зажег спичку, а потом и целый коробок.

– Чарльз, – сказал он, – я знаю, что ты где-то здесь. Прятаться бесполезно. Делаешь себе только хуже.

С отчаянно бьющимся сердцем Чарльз скорчился в бамбуковых зарослях. Здесь гнили опавшие листья и мусор. Сорняки, отбросы, обрывки бумаги, коробки, старая одежда, доски, консервные банки, бутылки. Между ними ползали пауки и саламандры. Ночной ветер заставлял бамбук раскачиваться. Насекомые и грязь.

И кое-что еще.

Некая фигура – бесшумная неподвижная фигура, вырастающая из кучи отбросов, словно какой-то ночной гриб. Белая колонна, желеобразная масса, влажно поблескивающая в лунном свете. Паутина окутывала ее плесневым коконом. У нее были нечеткие руки и ноги. Неясная, наполовину сформировавшаяся голова. Черты лица еще не оформились. Вот только Чарльз понял, что это такое.

Вроде-как-мама. Растет здесь, в грязи и сырости, между гаражом и домом. За высокой стеной бамбука.

Она почти готова. Еще несколько дней – и она созреет. Пока это все еще была личинка, белая, мягкая, влажная. Солнце ее высушит и согреет. Позволит внешнему слою затвердеть. Сделает его темным и прочным. Она вылупится из кокона и однажды, когда его мать зайдет в гараж… Позади вроде-как-мамы была еще одна мягкая личинка, только недавно отложенная жуком. Маленькая. Только-только появившаяся. Он увидел, где именно открепился вроде-как-папа – то место, где он вырос. Он тут созрел. А в гараже с ним встретился папа Чарльза.

Чарльз начал проворно отступать от гниющих досок, отбросов и грязи, от влажных грибов и личинок. Он протянул подрагивающую руку к забору – и резко отпрянул.

Еще одна. Еще одна личинка. Поначалу он ее не заметил. Она была не белая. Она уже потемнела. Паутина, желеобразная мягкость, влажность исчезли. Она была готова. Она пошевелилась, вяло задвигала руками.

Вроде-как-Чарльз.

Стволы бамбука раздвинулись – и рука вроде-как-папы крепко схватила мальчика за запястье.

– Оставайся прямо здесь, – сказал он. – Самое подходящее место для тебя. Не шевелись. – Второй рукой он начал срывать остатки кокона, окутывавшего вроде-как-Чарльза. – Я ему помогу. Еще немного слабоват.

Последний обрывок влажной серости был сорван – и вроде-как-Чарльз заковылял прочь. Вроде-как-папа расчистил неуверенно двигающейся твари дорожку к Чарльзу.

– Сюда, – проворчал вроде-как-папа. – Я его придержу. Когда поешь, станешь сильнее.

Рот у вроде-как-Чарльза открывался и закрывался. Он жадно потянулся к Чарльзу. Мальчик отчаянно вырывался, но громадная рука вроде-как-папы удерживала его на месте.

– Прекрати, молодой человек! – приказал вроде-как-папа. – Тебе же будет легче, если…

Тут он завизжал и затрясся. Выпустив Чарльза, он шатко попятился. Его тело стало конвульсивно сотрясаться. Он налетел спиной на стену гаража, дергая руками и ногами. Какое-то время он катался и бился в мучительном танце. Он скулил, стонал, пытался уползти. Спустя какое-то время он начал затихать. Вроде-как-Чарльз беззвучно осел. Он тупо валялся среди бамбука и разлагающегося мусора: обмякшее тело, пустое бессмысленное лицо.