Новый слой краски даже сделал старую станцию моложе и ярче, более полной надежд, чем когда Мичо её покидала. Надписи заменили. Те же самые коридоры и лифты, но украшены новыми буквами на полудюжине языков. Мичо понимала — это сделано для колонистов и беженцев с Земли, но ее задевало, что среди языков отсутствовал астерский креольский. Земля опять подчинила себе Цереру, как до событий на Эросе, превратила станцию в свой парк развлечений. Охрана по большей части выглядела формальной, но Мичо готова была чем угодно поклясться, что оружие заряжено. Непростое дело — приветствовать одновременно и врага, и союзника. Так что она им не завидовала.

Прошло уже полгода после невероятной гибели Марко Инароса и большей части остатков Вольного флота. Полгода ушло только на то, чтобы собрать для разговора оставшихся игроков. Интересно, размышляла она, сколько же времени потребуется, чтобы сделать хоть что-то реальное. И что случится, когда время закончится. В глубинах её сознания как будто засел крошечный Нико Санджрани, подсчитывающий часы до того момента, когда Поясу — нет, когда всему человечеству потребуются фермы, медицинские центры, шахты и перерабатывающие предприятия, которых нет, потому что все были слишком заняты дракой. Иногда это не давало ей спать по ночам. В иные ночи мешало другое.

Она почти ожидала, что её поселят в апартаментах, которые занимал Марко Инарос, где она в последний раз выслушивала его планы для Пояса. Но хотя секция станции была та же, комнаты оказались другими. Напоследок эскорт заверил, что если им что-то понадобится, обслуга тут же всё выполнит. Охранники кивнули у двери и удалились. Мичо опустилась на диван в гостиной, а Джозеф пошёл по комнатам, заглядывая за каждую дверь, проверяя, высматривая оборудование для наблюдения, которое, как они оба были уверены, здесь, конечно же, имелось, но, разумеется, установленное слишком профессионально, чтобы найти.

Надя, Бертольд и Лаура ещё оставались на их новом корабле — переделанном грузовике-ледовозе, одолженном у кузена Бертольда — до тех пор, пока они не отыщут возможности за него расплатиться. После совершенства и мощи «Коннота» корабль казался непрочным и хрупким. Но он нёс её семью, а значит, стал домом, как и этот диван, которого сейчас касалась её щека — обивка из натурального шёлка в тюремной камере.

Послышался хриплый смех Джозефа. Он вошёл в комнату и протянул ей какой-то кремовый прямоугольник. Не бумага, а плотная карточка, гладкая, как поверхность дивана. Надпись выглядела изящно и строго.

«Капитан Па!

Благодарим Вас за то, что прибыли на конференцию, а также за мужество, проявленное Вами в схватках, которые мы все вместе выдержали. Сотрудничество и добрая воля помогут нам продолжать путь вперёд».

И подпись — Крисьен Авасарала.

Сдвинув брови, Мичо бросила взгляд на Джозефа.

— Серьёзно? Вообще на неё не похоже.

— Согласен, — ответил он. — И пойди взгляни! Там ещё есть корзинка с фруктами.

Если войны и начинаются с ярости, то заканчиваются они изнеможением.

Сторонники Вольного флота восприняли результаты широкомасштабного сражения и загадочное происшествие у кольца как огромную несправедливость. Как будто исчезновение «Пеллы» и её боевого отряда было результатом неправильного решения судьи на футбольном матче, и они пытались отменить его, взывая к рефери. Но понимание, что война окончена, постепенно распространялось по станциям — Палладе, Церере, Ганимеду, Тихо и десяткам прочих. Война закончилась, и они её проиграли. Какая-то группа с Паллады провозгласила себя Новым Вольным флотом и заложила пару бомб, когда объединенный флот явился брать контроль над станцией. Система Юпитера — Каллисто, Европа, Ганимед и другие помельче всегда были самой прочной базой Вольного флота и меньше других пострадали в войне. Несколько произошедших там вспышек сопротивления показывали, что насилие может продлиться ещё несколько недель, даже месяцев, однако исход его предрешён.