Фикретов вздохнул и двинулся впереди своего нового джамаата по пути, который был только недавно пройден. Теперь уже в обратном направлении. Навстречу неизвестности, навстречу опасности, с которой он уже столкнулся, но которая многим здесь, в ущелье, казалась надуманной и преувеличенной.

Ориентироваться в темноте было, конечно, сложно. И потому эмир не пожелал искать прямой путь, а резко свернул налево, предпочитая сразу выйти в русло ручья. Обернувшись, он увидел, что его новый джамаат растянулся так, что замыкающих эмиру уже не видно. Это было плохо, потому что давало возможность снайперам «краповых», не утруждая себя замысловатыми маскировками, просто отстреливать отстающих. Постепенно и целенаправленно. И эмир при этом не будет знать, насколько велики его потери, и когда надо будет дать команду идти в атаку, получится, что в атаку пойдет он один. Фикретов тут же принял новое решение: в обеспечение безопасности передвижения разделил свой новый джамаат на две части и пустил по двум берегам ручья, вдоль камней, создавая по берегам естественную стену. Сам же с двумя своими помощниками – Саидахметом Салмановым и Байрамали Шахсаваровым – пошел чуть впереди по руслу.

Так и шли, стараясь идти быстро. Но вдруг почти одновременно грохнули два взрыва, сливаясь в единый звук, и опытное ухо эмира сразу определило, что взорвались две мины, и обе взорвались по сторонам русла, причем на небольшом отставании от него. Сам Фикретов упал в первые же мгновения, как услышал взрывы. Чуть-чуть отстали от него двое сопровождающих. А что стало с джамаатом, он и предположить не мог. Но лежать долго на открытом месте, не имея возможности даже за крупный камень перекатиться, эмир не желал. Он сместился чуть в сторону, заметил, как в ту же сторону сместился Салманов, но Шахсаваров не пошевелился и не поспешил последовать их примеру. Чамутдин Шамилиевич сразу не придал этому значения. Ну перепугался человек мощных взрывов, раздавшихся совсем рядом. Он и сам слегка растерялся, но не забыл прислушаться, однако ни одного голоса, ни одного крика, ни одного стона не услышал. Это, скорее всего, говорило о том, что джамаат перестал существовать. Десять человек, идущие тесной колонной, легко вписываются в сектор направленного взрыва «МОН-100». Значит, «краповые» отняли у Фикретова последнюю надежду.

– Саидахмет, – кивнул головой в сторону лежащего Байрамали эмир.

– Ему уже не поможешь, эмир, – сказал Саидахмет. – Пуля в голове.

– Пуля или осколок? – переспросил Фикретов для уточнения.

– Мины взорвались позади нас, и осколки сюда не летели. Тем более не мог осколок в лоб попасть. Пуля прилетела спереди.

Фикретов тут же совершил стремительный перекат за большой камень и позвал:

– Саидахмет!

Салманов не отозвался. Присмотревшись в темноте, особенно густой перед рассветом, Чамутдин Шамилиевич увидел темное пятно на темени молодого моджахеда, и тут же откуда-то из-за камня отчетливо донесся звонок трубки сотового телефона. Кто-то забыл выключить трубку, и это могли быть только «краповые». Хмуро усмехнувшись, понимая, что все уже потеряно, в том числе и жизнь, эмир передернул затвор автомата, дослав патрон в патронник, и с одной руки, не высовываясь из-за камня, поднял оружие, чтобы дать неприцельную очередь на звук. Но рука не успела нажать на спусковой крючок. Пуля снайпера ударила в автомат, выбивая его из рук эмира, и рикошетом попала в плечо, не закрытое бронежилетом. Рикошет был настолько сильным, что пуля вошла в мягкие ткани плеча и застряла там, ударившись, вероятно, в кость. Эмир резко потянулся и выбрался из-за камня, чтобы ухватить недалеко упавший автомат, но следующая пуля ударила во второе плечо, сделав его безруким моджахедом.