Все было напрасно.

Не арт-галерея, а магазинчик с плакатами, вдобавок на задворках Бристоля, между обувным и кондитерской. Джон Харви, дружок Кулона, даже забыл, что мы с ним договаривались. Медленно просмотрел мои холсты, потирая подбородок и кивая с умным видом.

– Интересно, смело, оригинально, – поведал он. – Видно, вы можете многое сказать в живописи, но…

У таких, как он, всегда есть «но». Он не имеет ни малейшего представления о живописи! Не способен на прорыв. Говорит, его клиентам нужно не это. Слишком темно. Он готов рискнуть, «но…». Будь у него свободные средства, «но…».

Я молча стоял и наблюдал, как он извивается. Паук на булавке! Мелкий и тощий, бедра узкие, борода клоками. Джинсы и библейские сандалии. Я поразмыслил и понял: он не может себе позволить мои картины. Дурачил меня с самого начала, на пару с Кулоном. Мой кулак врезался в его челюсть прежде, чем я успел взять себя в руки. Он лежал на полу, держась за лицо, сквозь пальцы текла кровь. Я склонился над ним и сказал прямо на ухо:

– Если увижу твою рожу еще раз, ударю так, что до тебя мгновенно дойдет значение слов «слишком темно»!

Сразу поехал в Лондон. Единственное, что мне было нужно – Лиззи, держать ее в своих объятиях. Однако дом был пуст, не считая пса. Я пинал его до тех пор, пока он не заскулил и не спрятался под столом. Потом набрал ее номер раз десять, не меньше. Наконец она взяла трубку. Сказала, что еще в школе, ведь она мне якобы говорила, неужели я не помню? Ушла помогать шестиклассникам, которые хотели посоветоваться насчет поступления в колледж. Сразу рванул туда. Входная дверь была заперта, я стучал и стучал, никто так и не открыл. Сел на тротуар и стал ждать.

Когда она, наконец, сбежала по ступенькам в своих «приличных» туфлях и увидела меня, то покраснела до корней волос. Признаю, она быстро овладела собой. Бросилась ко мне, обвила меня своими тоненькими ручками, расцеловала мои разбитые костяшки. Сказал ей, что прищемил дверцей машины. Объяснил, как все было (по крайней мере, первую часть), она сказала, что мне не в чем себя винить, что я гениален, «чрезвычайно одарен», а тот парень – филистер. Ей не хватило ума скрыть то, что она думала на самом деле. Я в ее глазах прочел все.

Это уже слишком – разочарование, угасание веры в меня. Она должна была меня спасти! Я выбрал именно ее. Она для меня – все! А ее и дома-то не было, когда я вернулся! Учеников подвести она не может, зато со мною это проделывает регулярно. Пора ей усвоить, как сильно она во мне нуждается. Вариантов нет. Я – ее единственный. В конце концов, она поймет. Нужно лишь продумать, как ей это доказать.

Зря я дал Онни свой адрес. Минутная слабость. Хотя эта грязная потаскушка все равно бы выследила меня.

Ей на руку сыграли две вещи. Во-первых, утром Лиззи не было дома – ее матери стало хуже, во-вторых, я находился внутри, когда она постучала. На этой неделе поработать так и не удалось: какая там работа после Бристоля! По правде говоря, я выбросил кучу картин, засунул их прямо в мусорку позади стадиона для собачьих бегов. Болтался по дому, стараясь не встречаться с псом, и тут на пороге появилась Онни – вся в слезах и от злости слова не могла сказать.