– Всего лишь одно, – коротко усмехнулся он. – То, что очевидно абсолютно для всех в этой академии, но не для тебя. Ты не видишь того, что у тебя под носом.

– И что же это, – наседала я. – Просвети же!

Единорог наклонился и, заглянув в глаза, ответил:

– Я стандартный, Найка. – Вы прямился и, бросив высокомерный взгляд на вывалившуюся из башни толпу, добавил: – Пусть ни в одной из академий нет факультета единорогов, это не меняет сути. Я – стандартный оборотень. Один из тех, кто правит этим миром. Теперь понимаешь, почему я никогда не вызывался на межакадемические баттлы?

– Да, – потрясённо выдохнула я, только сейчас осознав простую истину.

Даже если бы Земко выступил на соревнованиях, даже если бы одержал победу – её никогда бы не отнесли на счёт нестандартных. Потому что Земко не такой. Он – оборотень с Белой горы. Единорог!

– Я уезжаю, Найка, – продолжил Земко и кивнул в сторону ворот, где ожидал длинный белоснежный лимузин. – Доминант настоял на моём возвращении на Белую гору. Эгтен сам приехал забрать блудного брата. И я согласился… Прости, но я не могу бросить тех, кто вверил мне свою судьбу. Это безответственно. Единственное, как я мог попрощаться со своей первой любовью – пройти эти баттлы. Мы никогда с тобой больше не увидимся…

Он взял мою руку и посмотрел так проникновенно, что заныло в груди.

– Или же ты можешь использовать этот последний шанс и выбрать меня. Стать моей не только первой, но единственной любовью на всю жизнь.

– На фоне сотни-другой наложниц, – привычно проворчала я, а сама не могла отвести взгляда от прекрасного лица, привороженная тёмным загадочным взглядом.

– Ты слишком близко к сердцу восприняла наши обычаи, – поглаживая мою руку, мягко улыбнулся Земко. – Не стоит воспринимать всех этих женщин, как соперниц. Если ты посмотришь на них, как на своих служанок… Нет, это не по тебе. Точно. Представь, что это твои подруги.

– Подруги, – завороженным эхом повторила я.

Краем глаза я заметила, как к нам бегут мои друзья, как Койел прыгает, желая атаковать Земко, как его отшвыривает волной белоснежного света, но не могла сосредоточиться ни на чём, кроме слов единорога.

Земко смотрел так нежно, улыбался так открыто… Его улыбка – это редкость бо́льшая, чем тройная радуга, а сейчас я могла наслаждаться ею сколько хочу. Он не хмурил белоснежных бровей, не менял тон на привычно строгий. Гладил мою руку и смотрел, казалось, в самое сердце.

И что с того, что во лбу его переливался оттенками света конусовидный рог? Земко же единорог. Это вполне нормально.

На сердце стало тепло, а все тревоги растаяли, будто и не было их. Лишь лёгкие тени метались где-то там, за невидимой стеной. Там, где собралась толпа оборотней. Там, откуда даже тичи не могли ничего сделать…

Я подумала про Маар. Старушка бы придумала, как разрушить эту стену. Старушка много знала и умела, но она больна. А единороги всегда рассчитывают лучшие варианты и, легко обгоняя, ожидают преследователей на финише. Все эти мысли растаяли, будто тени в полдень. Остался лишь свет.

Вокруг нас пространство качалось и искрилось, как огромное море самой прекрасной магии на свете. Казалось, порхали бабочки, вдохновенно пели птицы, а солнце заливало всё вокруг золотистыми лучами.