Солдат дико взвыл. Этот его звериный вой был слышен даже сквозь оглушительный рев пролетевших над головой «юнкерсов». На этот раз самолеты не сбросили бомбы и вскоре скрылись за туманной дымкой горизонта.

— Николай! Ремень скорее!

Диверсант, превозмогая боль, пытался сбить Чулкова ногами. Но теперь он был не страшен. Пришлось придавить мощную шею врага каблуком.

Подоспел Сурин.

— Ах ты, гад! Грозил мне вспороть живот!..

— Вяжи как можно туже. Не жалей!

— Пощадите… Пощадите, братцы. Я же свой. Свой я!

— Да неужто кровный брат?! — заорал Сурин. — А кому же ты сигнальчиками титикал?!

— О-о-о! — раздался почти волчий вой в ответ. — Меня заставили. Заставили-и! А-а-а!

Наконец связали, усмирили врага, применив немалые к тому усилия. Он затих. Чулков отыскал пистолет и только тут обратил внимание на слова Сурина.

— О каком титиканье говоришь?

Николай не сразу ответил. Он пытался остановить кровь, льющуюся из носа. Но все напрасно — удар был силен, профессионален.

— Понимаешь, сам видел, как этот подонок подавал сигналы «юнкерсам»… Ти-ти-ти… Ах, гад!.. Попался… Выследил я тебя. Теперь у нас потитикаешь.

Он говорил, утирая кровь с лица, и одновременно рыскал глазами по земле.

Вспомнил и Чулков о коробочке в руках солдата.

— Нашел! — раздался из зарослей кукурузы торжествующий голос Сурина. — Нашел его штуку!..

— Давай сюда. И подними кинжал.

Николай торжественно передал радиомаяк Чулкову. С виду обыкновенный карманный фонарь. И не поймешь, как его открывать. Повертев в руках незнакомый предмет, Денис сунул его в карман.

— Специалисты разберутся. Потащили субчика.

Вражеского агента — а в том уже не было сомнения — доставили к Назарову. Выяснилось, что к полку он отношения не имел. У него нашли документы на имя Стрельникова. Солидные были бумаги. Работник штаба армии. Связист. Пользовался правом свободного передвижения. Документы, как и предполагали, оказались липовыми.

Агент заговорил сразу же. Он упал перед Назаровым на колени и, басовито воя, захлебываясь словами и слезами, запричитал:

— Я все… все скажу. Пощадите! Детя́ми своими молю.

— Много их у вас? — спокойно и внешне как бы вполне доброжелательно спросил командир полка.

— Пятеро. И все мал-мала меньше.

— Где живут? Адрес.

Агент стал рассказывать. Он попал в плен еще в сорок первом. Содержали его в концентрационном лагере. Потом послали в специальную школу. Разумеется, с его согласия. Так как до сдачи в плен Гальский (такова была истинная фамилия диверсанта) служил в артиллерийском полку, его стали готовить на сбор разведывательных данных, нацеливаясь на гвардейские минометы. О «катюшах» немцы почти ничего не знали. Сведения были самыми общими, путаными и очень страшными. С того дня, когда был дан первый залп под Оршей, уничтоживший все и вся на этой крупной железнодорожной станции, не отпускал гитлеровцев страх перед «катюшами».

Гальскому не удалось собрать сколько-нибудь серьезных сведений о мощном оружии Красной Армии. Но с него требовали информацию, и требовали жестко. Агенту пришлось информацию «брать с потолка». По его, Гальского, мнению, такие же фальшивки посылали и другие агенты. Из-за одной из таких «информаций» у него вышла крупная неприятность. Абвер забросил в район действия Гальского ревизора, и Гальский едва не поплатился жизнью.