Когда ставкой в игре становится угождение собственному эго, велик шанс на то, что стратегическая цель будет проигнорирована. Нашему эго приятнее думать, что мы всегда правы. Даже понимая, что мы совершаем ошибку, наше эго продолжает упорствовать. В итоге мы теряем проницательность. История знает бесчисленное множество примеров, когда стратеги упрямо гнули свою линию, несмотря на ее очевидную нелепость.
Если мое эго заглушает во мне голос разума, я не должен заниматься стратегией.
Поэтому каждый стратег – если он хочет остаться в игре – должен постоянно задавать себе вопрос: не объясняется ли мое упорство простым желанием доказать всем, что я прав? Способен ли я допустить в мыслях и сказать вслух, что я, возможно, ошибаюсь? Умею ли я держать свое эго на безопасном расстоянии?
Лишь научившись смотреть в зазеркалье своего эго, мы способны обрести необходимую широту взглядов, позволяющую адекватно оценивать обстановку.
Проблема эго подводит нас к рассмотрению еще одного существенного вопроса, связанного со стратегическим видением. Не является ли стратегическое видение очередным раздуванием своего эго? Этот вопрос настолько важен, что я не имею права обойти его стороной. Вы, дорогой читатель, вскоре убедитесь, что оно того стоит.
Часть IV
Школы стратегии и их постулаты
Глава 13
Сведение стратегии к предвидению
Тот, кто бесплатно дает повод к насмешкам, никогда не разбогатеет.
Раймон Девос
Видение и предвидение
«Управлять – значит предвидеть». Этот афоризм, повторяемый всеми кому не лень, указывает, что между стратегией и предвидением должна существовать некая связь. Предметом стратегии является структурирование будущего, и именно будущее является точкой приложения стратегии.
Но если воспринять эту идею буквально, мы оказываемся перед парадоксом – ведь предвидеть будущее невозможно. Следовательно, стратегия, основанная на предвидении, по определению неосуществима, как познание трансцендентного у Канта. Это сравнение может показаться странным, но я сейчас поясню. Кант утверждает, что никакая метафизика не возможна, поскольку не поддается наблюдению. Точно так же мы можем говорить о будущем все, что нам угодно, не опасаясь, что получим опровержение наших слов в настоящем.
В ходе дискуссий о стратегии мне часто приходится слышать аргументы, общий смысл которых сводится к следующему: «Поскольку я знаю, что будет завтра, я понимаю, что должен сделать сегодня». В этом случае стратег считает себя собственником будущего. Он в некотором роде мнит себя Богом, что представляется неплохим жизненным дебютом, но мало способствует прогрессу. Как говорил Наполеон: «Не хотел бы я оказаться на месте Бога, потому что это тупик».
Когда я вижу стратега, которому ведомо будущее и который строит свою стратегию, исходя из этого знания, я подозреваю, что вскорости он лишится всех своих капиталов.
Отметим, что схожим образом рассуждают некоторые экономисты, на протяжении последних 40 лет убеждающие нас, что «у нас нет иного выхода», что «реформы абсолютно необходимы» и что нам придется пройти через испытания, которые они нам сулят, потому что они уверены в своей правоте. Эта манера терроризировать окружающих якобы точным знанием о будущем отрицает стратегическую свободу акторов, сознающих, что выбор есть всегда, в том числе выбор делать глупости. Именно отрицанием стратегической свободы объясняется тот факт, что никто никогда не следует рекомендациям экономистов, даже – и особенно – в тех случаях, когда они действительно правы. Как говорил Исаак Башевис-Зингер: «Надо верить в свободный выбор. Другого выбора у нас нет».