— Довольно, миссис Сэдлтри, — сказал с важностью Бартолайн. — Не докучай мне пустяками. Мне была крайняя надобность отлучиться, а как сказал мистер Кроссмайлуф, когда его вызвали сразу два судебных пристава, non omnia possumus note 15, то есть pessimus… possimis… Ну ладно, наша юридическая латынь не по вкусу мистеру Батлеру, а значит это вот что: никто, будь то хоть сам лорд-президент, не может делать двух дел зараз.
— Отлично, мистер Сэдлтри, — отвечала спутница его жизни с насмешливой улыбкой, — вот ты и выбрал, что делать: оставил жену хлопотать с седлами да уздечками, а сам побежал глядеть, как вешают человека, который тебе ничего худого не сделал.
— Женщина, — произнес Сэдлтри, впадая в возвышенный тон, которому отчасти способствовало выпитое бренди, — воздержись рассуждать о вещах, которые ты не способна понять. Уж не думаешь ли ты, что я рожден ковырять шилом кусок кожи, когда такие, как Дункан Форбс или Арнистон, ничем меня не лучше, если верить нашей улице, вышли в советники и адвокаты? А живи я в справедливые времена, хотя бы при храбром Уоллесе…
— Не знаю, какой толк нам был бы от храброго Уоллеса, — сказала миссис Сэдлтри, — разве что в те времена требовалась кожа для оружия, как я слыхала от старых людей; да и то неизвестно, заплатил ли бы он за нее. А что до твоих способностей, Бартли, наша улица, как видно, знает о них больше меня, раз так их расхваливает.
— Говорят тебе, — сказал гневно Сэдлтри, — что ты ничего в этом не смыслишь. Во времена сэра Уильяма Уоллеса никто не гнул спину в шорной лавке — вся кожаная упряжь шла из Голландии.
— Коли так, — сказал Батлер, наделенный юмором, как большинство людей его профессии, — коли так, то дело изменилось к лучшему: сбрую мы теперь делаем сами, а из Голландии ввозим только адвокатов.
— К сожалению, это верно, мистер Батлер, — вздохнул Сэдлтри. — Вот если бы мне посчастливилось, вернее, если бы у отца хватило ума послать меня в Лейден или Утрехт изучать Субституции и Пандекс…
— Вы, верно, хотите сказать Институции — Институции Юстиниана? — сказал Батлер.
— Институции и субституции, как известно, синонимы, мистер Батлер; недаром и то и другое употребляется в документах о неотчуждаемости наследства — смотри «Судебную практику» Бальфура, а также «Стили» Далласа Сент-Мартина. Слава Богу, я в этом кое-что смыслю; но признаю, что поучиться в Голландии мне, конечно, следовало.
— Утешьтесь, вы и тогда не ушли бы дальше, чем сейчас, мистер Сэдлтри, — сказал Батлер, — наши шотландские адвокаты — это племя избранных. Это чистый коринфский металл. Non cuivis contigit adire Corinthum note 16. Ага, мистер Сэдлтри!
— Это я скажу: ага, мистер Батлер! — возразил Бартолайн, который, разумеется, не понял шутки и уловил только знакомое слово. — Давеча вы говорили quivis, а теперь сами говорите cuivis, я ясно слышал!
— Терпение, мистер Сэдлтри! Я берусь объяснить эту кажущуюся несообразность, — сказал Батлер, столь же педантичный в своей области, но несравненно более знающий, чем наш дилетант от юриспруденции. — Прошу минуту внимания. Согласитесь прежде всего, что именительный падеж есть такой падеж, который служит для называния или обозначения предметов или лиц, и что это есть падеж первичный, ибо все остальные образуются от него, — в языках классических путем изменения окончаний, в наших же нынешних вавилонских наречиях — с помощью предлогов. С этим вы, надеюсь, согласны, мистер Сэдлтри?