Восемнадцатого февраля две тысячи четырнадцатого года Киев уже захлестывался кровью, и пули, не резиновые, а настоящие, из свинца, с утра разили украинские лбы. В тот день Богдан и вышел из дома, заложил калитку, передал своих петухов и кур на попечение слепой Стасе и отправился на автобусе во Львов. Там повстречался с теми, кто, как и он, собирался на Киев. В одной компании добрались они до столичных пригородов, и тут их весть застала – мол, дороги в Киев закрыты, ни машиной, ни поездом, ни автобусом теперь в него не пробраться.
Компания, сопровождаемая отцом Ростиславом, двинулась пешком через лес. Ночью Богдан исповедался священнику и причастился. Склоненный клобук отца Ростислава собрал в себя его нехитрые грехи. Вот и выходит: знал Богдан, что с Майдана он не вернется…
Добрались они до Киева. Там пересели на автобус, который встал у баррикад, ведущих к площади. Вышел из него Богдан и пошел прямиком туда, где пули свистели и бутылки летели с зажигательной смесью. Не покрыта была его голова. Руки были пусты. Вошел Богдан в самую гущу. Скольких здесь пули смолотили… Сколько душ только что к Богу отлетело… Застыл Богдан перед Берегиней, стоящей на шпиле, голову к ней запрокинул, вздрогнул, сладко ей улыбнулся и вдруг помолодел. Запел песню, что пел его дед. Тихо, еле слышно, но кому надо было, тот улышал:
Так стоял Богдан, раскинув руки, пока лоб его не словил пулю неизвестного снайпера. Треснула Богданова голова, упал он на каменную плитку, и так закончилась его жизнь.
Кто-то скажет: бездарно он ее прожил и ни за что отдал. Однако ж и тут имеется возражение, приведенное выше, и стоит оно того, чтобы быть повторенным: редко, но рождаются на земле этой праведники, которые чуют, для того чтобы историческое событие свершилось, чтобы жизнь страны, патриотом которой они себя зовут, могла стронуться с мертвой точки, нужно принести кровавую жертву. Не по-христиански то, не по-праведному. Но искушаются люди бесами, сами на смерть не идут, а других к ней подталкивают. И выходит так, что жертва все равно приносится, как бы ни порицала ее святая церковь. Потому и в противовес искушенным являются на земле люди, топчут ее до поры до времени, разводят кур, петухов, цветами в чужих палисадниках любуются, а в финале бывают готовыми жизнь свою отдать, зная откуда-то, что без жертвы к лучшему жизнь не повернется. Так пусть их жизнь на алтарь ляжет – выбирают они. А перед свободным выбором человека даже Бог останавливается.
Вот так и умер Богдан. Вот так и закончилась его история. Но не закончилась история, ради которой он отдал жизнь.
Посмотришь потом, спустя время, на случившиеся события, проанализируешь их – и увидишь в них неизбежность. Чувство появится – все случившееся, каким бы темным ни представлялось оно человеческим глазам, должно было случиться, и Богом самим оно предначертано. А когда Бог что-нибудь предначертит, история неминуемо завернет в ту сторону. Как ни сопротивляйся и что этому повороту ни противопоставляй. Хапнет она человека, и ей все равно – левый он или правый, кривой или прямой. Главное для истории, чтобы человек тот в нужное время в таком месте оказался, откуда ей легче хапнуть его будет. И если не он на том месте будет стоять, так кто-нибудь другой непременно на нем окажется. В том и трагедия некоторых людей – не способны они понять, что лишь игрушки в руках истории. А в том, что она именно этого человека хапнула, нет никакой его заслуги.