Ей показалось, что это сон. В испуге она открыла глаз. Комната, как всегда, была залита ярким светом. Ее дыха­тельный аппарат по-прежнему ритмично посвистывал. Тот, кто с ней говорил, был ей не виден. Она ощущала присутствие человека, но видеть его не могла.

– Мы с тобой все еще в одной связке. И ты слишком далеко в это влезла, чтобы все бросить, лучше и не пытай­ся.

Она заморгала, тщетно пытаясь избавиться от наваж­дения. По-прежнему человек находился где-то рядом, но не имел никаких очертаний – только бесплотный, злове­щий голос.

– Тейту не суждено стать сенатором. Авиакатастрофа пришлась некстати, но если ты не будешь паниковать, мы сможем обернуть дело даже на пользу себе. Слышишь меня? Если ты выкарабкаешься, мы начнем с того, на чем остановились. Сенатора Тейта Ратледжа не будет. Он умрет раньше.

Она зажмурила глаз в попытке побороть нарастаю­щий страх.

– Я знаю, что ты меня слышишь, Кэрол. Не притво­ряйся.

Через несколько мгновений она опять открыла глаз и попробовала отвести его как можно дальше вбок. Она по-прежнему ничего и никого не видела, но почувствовала, что загадочный посетитель удалился.

Прошло еще несколько минут, отмеряемых ритмом ап­парата искусственного дыхания. Она балансировала меж­ду сном и бодрствованием, героически сопротивляясь действию лекарств, борясь с паникой и пытаясь вернуть себе ощущение времени и реальности, которое полностью потеряла в ярко освещенной и стерильной обстановке палаты интенсивной терапии.

Вскоре появилась сестра, проверила капельницу и из­мерила давление. Ее движения были обычными. Нет со­мнения, что, если бы в комнате находился кто-то еще, это отразилось бы на поведении сестры. Удовлетворившись состоянием пациентки, она вышла.

К тому времени, как ее сморил сон, она успела убедить себя, что ей все это просто почудилось.

Тейт Ратледж стоял у окна гостиничного номера, глядя вниз на машины, нескончаемым потоком несущиеся по автостраде. На мокрой мостовой отражались габарит­ные огни, оставляя за собой размытые красно-желтые полосы.

Услышав за спиной звук открываемой двери, он по­вернулся на сто восемьдесят градусов и кивком попривет­ствовал брата.

– Я несколько минут назад звонил тебе в номер, – сказал он. – Где ты был?

– Выпил пива в баре. Футбольный матч показывают.

– А, совсем забыл. Кто выигрывает?

Иронической ухмылкой брат дал понять, что вопрос неуместен.

– Отец еще не вернулся?

Тейт помотал головой, отпустил занавеску и отошел от окна.

– Я умираю с голоду, – сказал Джек. – Ты не хочешь есть?

– Пожалуй. Я как-то не задумывался. – Опустившись в кресло, Тейт потер глаза.

– Ни Кэрол, ни Мэнди не будет от тебя никакой поль­зы, если ты не станешь беречь себя, Тейт. Вид у тебя ужас­ный.

– Благодарю.

– Я серьезно.

– Я понял, – сказал Тейт, опуская руки и криво улы­баясь. – Ты, как всегда, прямолинеен и бестактен. Вот почему в политики пошел я, а не ты.

– Не забудь: «политик» – ругательное слово. Эдди не велел тебе его употреблять.

– Даже среди родных и друзей?

– Может войти в привычку. Лучше исключить его из лексикона вовсе.

– Господи, никакого спасу от вас нет.