– Это мы попросили вас прийти, – объяснил Костин, – возникла проблема.
– Боже правый! – заломила руки Галина Михайловна. – У нас в городской квартире пожар? Господи, я так и знала, что беда случится. Предупреждала, предостерегала – нельзя делать теплые полы. Но разве меня послушают? Ужас! Катастрофа! Мы погорельцы! Где Ольга? Валера, почему твоя секретарша до сих пор не подала посуду?
Милов нажал кнопку селектора и рявкнул:
– Где чашки?
– Заваривается еще, – донесся ответ.
– Нужны только кружки, – простонала мать хозяина, – напиток у нас свой!
– Немедленно посуду сюда! – потребовал шеф.
– Галина Михайловна, не волнуйтесь, апартаменты в полном порядке, – начала я успокаивать старшую Милову.
Та схватилась за щеки.
– Боже! Спасибо! Какая радость! Цела квартира, где я счастливо жила с Харитоном!
– Вроде вашего супруга звали Борисом, – напомнила я.
– Не о нем речь, – отмахнулась пожилая дама, – о верном друге, о пуделе Харитоне.
– О, бабуля любила собаку больше супруга! – заржал Борис.
– Замолчи, – велел дядя.
– Давайте успокоимся и выслушаем Владимира, – попросила я.
– Можно? – спросил от входной двери тихий голос.
– Конечно, – расцвел улыбкой Валерий Борисович. – Входи, Лика, садись.
Анжелика, одетая в красивое платье небесно-голубого цвета и обутая в дорогие туфельки из красной лаковой кожи, опустилась в кресло.
– Кто это очаровательное небесное создание? – изумилась Галина Михайловна. – Познакомьте нас.
– Мама, это Анжелика, бывшая девушка Боречки, – уточнила Надежда.
– Да нет, Надя, ты путаешь, – возразила Галина Михайловна, – девочка Бореньки тоже была ничего, но простой крестьянской внешности. И одевалась дешево, этакая милая пейзанка из колхоза. Сейчас же я вижу дорого одетую девушку из высшего света. Платье у нее от Шанель, вон логотип, и туфли от Прада, у меня такие же… Надюша, ты шутишь? Это не Анжелика!
Я опустила глаза. Ай да Галина Михайловна! Старушка совсем не так проста, как кажется. На что угодно спорю, бабка узнала Лику, она явно в курсе, что девушка бросила ее внука, поэтому ухитрилась менее чем за минуту наговорить ей гадостей. Сначала назвала ее «дешево одетой пейзанкой из колхоза», а потом прямо намекнула, что девица поменяла Бориса на богатого любовника, который может ей купить платье от Коко. И все это сладким голосом, с очаровательной улыбкой на устах. Это вам не вопль на коммунальной кухне: «Машка, коза кривая, дура кривоногая», а высший пилотаж классической школы вежливого хамства.
В глазах Валерия Борисовича зажегся огонь.
– Мама, перестань оскорблять Лику!
Галина Михайловна сложила руки на груди.
– Дорогой! Я? Оскорбляю? Ты можешь вспомнить хоть один раз, когда твоя мамочка нелюбезно приняла твою невесту? Всегда говорила и тебе, и Надюше: «Дети, любимые, мне все равно, с кем вы решили жить, с мужчиной-женщиной, да хоть с верблюдом в розовую клеточку. Если вам хорошо с чудовищем без ума, сердца и воспитания, то я буду не пойми кого, из убогой семьи вышедшего обожать да тортом угощать. Разве когда-нибудь, Валерочка, я косо глянула на твою жену? Вот только постоянно забываю, сколько их у тебя было. Три? Пять? Девять? Но ни одна не может бросить в меня камень, всех я привечала. Помню, была темненькая такая, с алчной мордочкой, я ей трусы покупала. Увидела, какое белье у несчастной, прослезилась и отвела невестку в магазин. О! Наташей ее звали, вспомнила. Как же она деньги тратила – с восторгом! И только после того, как ты Наташу сменил на э… на ту беленькую… на мышь похожую… она еще вечно машины новые требовала, пока с тобой жила… хитренькая такая, ростом мне по грудь, миниатюрная крыска… О! Полина! Так вот, только после того, как ты Наташу на Полину поменял, я тебе деликатно тет-а-тет шепнула: «Сыночек, никогда не женись на нищете, она не приучена к деньгам, хочет все и сразу. А ты богат. Поэтому учитывай, что такие Наташи, проститутки по сути, любить мужчину могут лишь за деньги. Ну хорошо, не за деньги, а за платье от Шанель, например. Пару раз обжегся – делай выводы». Но это было только тебе сказано и по секрету. Всем твоим женам я улыбалась и любила их… пока они с тобой жили.