Михаил Андреевич смолк, остывая, и в кабинете зависла тишина, нарушаемая лишь дыханием, скрипом стульев да шелестом бумаг. Первым зааплодировал Шелепин. Возвращаясь на место, захлопал в ладоши Брежнев. Его вразнобой поддержали Андропов, Косыгин и Громыко, Пельше и Мазуров.

Главный идеолог с интересом, как исследователь человеческой натуры, оглядел сидевших за столом. Подгорный набычился, Гречко прямит спину, Полянский ерзает, Кулаков хмурится, Гришин с Кунаевым шепчутся… Раскол.

«Ничего, – подумал Суслов, заново накаляясь, – переживем! Введем Устинова и Романова, Катушева подтянем, строптивца Воронова уговорим. Пономарев только рад будет, хоть и строит из себя антисталиниста… Егорычева пригласим, для начала – в кандидаты. Долгих, вообще, ценный кадр – работяга! Прорвемся, как тезка говорит…»

Понедельник 3 ноября 1975 года, утро

США, Вирджиния, Лэнгли

На том берегу Потомака, макая коленчатые ноги в мелкую воду, бродила большая цапля. Утренний туман, плывший над рекою, почти рассеялся, и неяркое осеннее солнце высветило неряшливое оперение птицы.

– Так она же серая! – недовольно забрюзжал Вакарчук. – А Джек говорил – голубая, голубая… Брехло.

Вальцев хмыкнул только, подбирая на бережку плоский обкатанный камешек. Сильный бросок – и «жабка» поскакала по гладкой, будто застывшей воде, торопливо плеща и распуская тающие круги серо-зеленых волнишек.

– Одиннадцать, – сосчитал Степан, нарочно заносясь. – Неплохо для любителя.

– Профессионал нашелся! – отчетливо фыркнул Максим.

Вальцев, по всему видать, тоже играет в непринужденность, лишь бы скрыть постоянный изнуряющий напряг. Притворяться – удел нелегала…

– Учись, пока я жив. – Вакарчук взвесил в руке увесистую гальку, косясь за спину. Там, сливаясь с кряжистыми дубами, чья листва побурела, но все еще цеплялась за ветки, недвижно стоял Чарли Призрак Медведя, увязав длинные иссиня-черные волосы в пучок. Темно-синий костюм, оттененный белой рубашкой с галстуком, сидел на Чаке идеально… не подходя ему совершенно. К бесстрастному медному лицу индейца так и просилась кожаная куртка с бахромой по швам да расшитая налобная повязка, утыканная орлиными перьями…

– Кидай давай!

Степан мощно замахнулся… Камень булькнул на счет «пять».

– Сразу видно большого спеца, – с деланой серьезностью проговорил Вальцев. – Мастера со стажем. Аса!

– Иди ты…

Уже не пряча свой интерес, Вакарчук повернулся спиной к реке, пытаясь углядеть в прогалах между деревьями серые стены штаб-квартиры ЦРУ. Так их с Максом и не пустили в эту «цитадель империализма». Ну и ладно, переживем как-нибудь…

В сторонке от невозмутимого Призрака Медведя маячили капитан Хартнелл и Райфен Фолви, а Смок Парнелл бдел на стоянке, где пластался огромный «Линкольн Континенталь», серый, как цапля. Стерегли «перебежчиков» по высшему классу.

Вакарчук не удивился бы, узнав, что сейчас их видят снайперы с того берега, поглядывая в оптические прицелы и внимательно изучая каждый дуб, каждый кизиловый куст. Вот какой-то хлыщ в каноэ рассекает тихие воды – ствол винтовки хищно метнулся, выцеливая круглую голову в вязаной шапчонке…