Тишина и пустота! Уже четвертую неделю подряд.
Если писать стихи по-русски, слово «пропал» рифмуется с «провал»…
– Shi-it… – зашипел Дэниел.
Вздрогнув, он узнал неприметное здание по четной стороне Кронверкской – дом номер шестнадцать.
«Чуть не пропустил!»
Приглядевшись, вице-консул расплылся в улыбке облегчения и хвастливого торжества – под аркой подворотни краснела пятерка, старательно выведенная губной помадой. Персональная цифра «Немо»! Агент сигналит о закладке в условном месте «Сорок».
– Slava bogu! – выдохнул Лофтин и чуть-чуть прибавил скорости.
Глава 4
Четверг 16 октября 1975 года, вечер
Первомайск, улица Советская
Встречать маму мы вышли пораньше. До прихода «пазика» с Помошной оставалось еще полчаса.
Солнце село, ветерок стих совершенно, и запад пламенел рваным полотнищем, источая все оттенки красной линии спектра – от нежно-розового, как зачин нового утра, до исчерна-багрового тона ночной тьмы, что кроет тление углей.
Стеклянный автовокзал бесшумно пылал, отражая закатные краски – наступал конец и светлого дня, и рабочей суеты. Лишь недовольно урчал белый «ЛАЗ», отправляясь в Конецполь, – последние пассажиры, задержавшись в райцентре, спешили до дому.
– Ждём-с, – изрек я, присаживаясь на лавочку.
Настя понятия не имела о телевизионном креативе будущих лет, но поддержала меня, плюхаясь рядом:
– Сидим-с! Так-с…
Ёрзая, она притиснулась мне под бочок.
– Соскучилась, чучелко? – Я обнял сестренку.
– Угу… – вздохнула Настя.
– Скоро уже.
– Угу…
А закат нынче – роскошь и невидаль. Полыхает в полнеба, как в тропиках, будто колоссальный красный флаг полощется. Даже серп с молотом можно высмотреть – во‑он то облачко-загогулину, золочённое лучами.
Я, словно вторя сестричке, тихонько вздохнул. Никого в мире не заботит судьба СССР. Враги сочиняют коварные многоходовки, мечтая развалить «Империю зла», а свои твердо уверены в нерушимости пролетарской сверхдержавы. Одному мне видно, как подгнивают устои, как убийственная ржа разъедает умы и души. Иногда просто изнываешь от желания крушить, ломать, хватать за грудки и орать в лицо: «Да проснитесь же вы! Оглянитесь, ужаснитесь, охните! Закатайте рукава – и за дело!»
Нельзя. Время баррикад еще не наступило. Надеюсь, и не наступит. Не сойдутся две ненависти на улицах, не забрызгают асфальт красным и страшным…
– Едет! – вздрогнула Настя, прислушиваясь. – Так… Да точно!
По улице, фырча мотором, прокатил лобастый «пазик», сворачивая на пустынную площадку перед автовокзалом. Мелькнуло за окошком милое лицо, такое знакомое, родное. Свое.
– Побежали!
Выпустив грузную тетку с чемоданом, автобусик качнулся, а вот и наша студентка, комсомолка и просто красавица. Разумеется, глаза на мокром месте…
– Ой-ё-ё, ёжечки ё-ё! А похудели-то как!
Нагруженная ручной кладью, мама бросилась нас целовать и обнимать, да с такой страстью, что можно было подумать, будто нас с нею в детстве разлучили, как в индийском кино.
– Да ты шо? – возмутилась Настя, вырываясь из жарких объятий. – Я на целый килограмм поправилась! Меня Мишенька закормил совсем, вон какая толстая стала!