— Что русские?

— Никакой активности! Изредка стреляют по несгоревшим танкам. К ним никого не подпускают. Передали, что генерал Вальтер фон Хюнерсдорф, командир 6–й танковой, сидящий на этом поле тоже ушёл вслед за Гудерианом!

— Гудериан — трус и подлец! Он предал Рейх! Его жизни ничто не угрожало!

'Кроме гестапо!' - подумали все, кто был рядом. Манштейна врачи объявили: находящимся во невменяемом состоянии. Адольф присел на стул у края стола, и трагическим жестом обхватил лоб правой рукой.

— Большевистские орды ворвутся в на территорию Великого Рейха! Нас распнут и изнасилуют! Каждый, кто может держать оружие должен находиться на линии фронта! Это наш крест! Наше предназначение! Мы уничтожим большевизм и русских! Никакой пощады врагу! Германия и германская раса превыше всего! Требуется поднять на борьбу с гидрой большевизма всех! Даже наших врагов!

— Зиг хайль! — заорали присутствующие. Но каждый понимал, что всё круто изменилось: они шли начистить морду варварам! Отсталому народу! А получили по зубам. Причём так, что выплёвывать кровь и остатки зубов придётся долго. Легковес оказался супертяжеловесом. И каждый его удар заканчивается нокаутом.

Русские не начинали наступление, хотя момент, казалось, был очень благоприятен для них. Инженерные службы начали придумывать способы разминирования и эвакуации техники. В этот момент над полем появились три девятки Пе-2, прикрытые большим количеством истребителей. В воздухе, на высоте примерно 50–100 метров от поверхности, возник первый огромный красный шар, сработала ОДАБ-500. У танков выворачивало люки, слетали башни. Всего взрывов было 27. Отбросив карандаш в сторону, инженер армии генерал Мольтке, потомок того самого Мольтке, произнёс: 'Всё! Спасать и эвакуировать некого, и нечего!' И в этот момент на передовые позиции немцев обрушился ураган снарядов. Короткая, но очень мощная артподготовка, и в прорыв вошли танки, бронетранспортёры, по чужим окопам растекается волна пехоты. Противник ворвался в окопы через тридцать секунд после переноса огня на вторую линию обороны. Генерал–полковник Хейнрици, только что возглавивший группу армий, вместо 'заболевшего' Манштейна, оторвался от стереотрубы:

— Это всё, мы сделали всё, что могли. Приказываю отходить за Днепр! Машину!

Он вышел из блиндажа, сел в поданный 'Хорьх', и поехал в Полтаву.

Окружённая Харьковская группировка получила приказ самостоятельно вырываться из окружения. Они предприняли одну попытку, потеряли большую часть танков, сожженных гранатомётами, и приняли предложение капитулировать. Москва впервые украсилась салютами в честь победы под Полтавой и взятия Севастополя. А в Ейске состоялся первый вылет Ил-28!

После доклада в ставку, меня вызвали в Москву. Предстояло пройти аттестацию. Честно говоря, я не совсем представлял процедуру аттестации, да и, вообще, зачем это нужно. Тем не менее, надо будет решить некоторые возникшие вопросы в Главном штабе ВВС. Опять Си-47, потряхивает. Прикрывает четвёрка Яков. Медленно, как на волах! Но теперь путь в Москву много короче, чем ранее, когда приходилось огибать фронт. Южный фас советско–германского фронта проходит сейчас по Днепру. С высоты полёта видны многочисленные эшелоны, идущие в обе стороны. Аттестацию проводил Меркулов. Единственным вопросом было: 'Какие изменения требуются в системе обучения кадров?' Выслушав мои многочисленные предложения, и даже не дождавшись окончания моего ответа, он что‑то написал в личном деле, сказал: 'Достаточно! Воинскому званию и должности соответствуете. Поздравляю, товарищ комиссар госбезопасности 3 ранга!' И протянул мне погоны.