Изящество это, однако, не спасло его от неловкости, с которой он и зацепил спинку моего стула; сделав по инерции три шага, он плавно оглянулся. Неторопливо ощупал меня бесцветными глазками, а потом сказал чуть пренебрежительно:

— Па-ардон, месье.

Мне это не понравилось: и взгляд, и тон. Однако я отозвался добродушно:

— Пустяки, сударь. — В самом деле, не затевать же склоку. Тем более что «Пласа де торос» нравилось мне все больше. Закуска — тоже.

Умиротворенность так овладела мной, что и второй толчок неосторожного вертуна я снес довольно мирно.

— Па-ардон, месье…

— Ничего, ничего…

Но сколько же можно! Не успел я пропустить еще стаканчик, как опять — трах! По краю стола. Чуть посуда не посыпалась.

— Па-ардон, месье… — С той же ленцой и рыбьим взглядом.

— Сударь! Не кажется ли вам, что вы несколько однообразны?

Видимо, я это довольно громко сказал. По крайней мере, отчетливо. Красное испанское приятно растворялось в крови, и мне не хотелось, чтобы кто-то портил мой обед.

Вертлявый тип встал прямо. Маленький, как подросток, но с залысинами и морщинистым пренебрежительным ртом.

— У месье какие-то претензии?

Я сел удобнее.

Парень в безрукавке — он только что принес мне пахучее жаркое — сказал очень тихо:

— Не связывайтесь…

Но я ощутил в себе Петьку — обиженного пацана, который никого не трогал, а к нему нахально пристали и нарываются на драку. Думают, что если я один, то все можно? Думают, что Петька Викулов не читал «Трех мушкетеров»?

— Пока у меня претензий нет, — старательно разъяснил я. — Но если у вас, шевалье, возникнет желание четвертый раз зацепить мой стул или столик, придумайте какую-нибудь иную фразу. Мне не нравятся повторения.

Он склонил набок голову, скрестил руки.

— А что вам нравится, месье?

— Не советую, — опять шепнул мне официант.

Я кивнул ему:

— Благодарю. Вы свободны… — А вертлявому сообщил: — Мне нравится еще, когда слушают мои советы. На данный момент совет мой таков: обходите меня стороной. А то странно видеть, как господин со столь изящной талией не проявляет ни малейшей ловкости. Другое дело, если бы это был я, с моей комплекцией…

Последней фразой я давал еще возможность обратить дело в шутку. И вертлявый, кажется, понял меня. Молча кивнул и отошел к своему столу, за которым все внимательно слушали наш разговор.

Вертлявый и друзья, не глядя на меня, стали тихо переговариваться. Их дамы, склонив прически, оживленно зашептались. Я с полминуты наблюдал за компанией. Потом остыл и принялся за жаркое. Решил, что вопрос исчерпан. Однако прежней беззаботности уже не было.

Вскоре я увидел, как два приятеля вертлявого поднялись и направились ко мне. Один был высокий, крючконосый, с гладкой прической. Другой — пониже, с лицом, обрамленным тонкой черной бородкой, как у испанского шкипера из кино. Только нос у него был не испанский, разлапистый.

Я напрягся, но оба держались учтиво. Крючконосый с полупоклоном осведомился:

— Прошу прощения, сударь, вы дворянин?

Я сперва чуть не подавился. Но быстро ухватил правила игры.

— У вас есть сомнения на этот счет?

— Ни малейших, месье! — темпераментно воскликнул Шкипер. — Но хотелось бы услышать подтверждение из ваших уст!