В Ормузском проливе. 2 часа после начала боя.

— Вот и все, Дмитрич, — вздохнул поручик Жуковский, — пара корабельных залпов — и нет батареи, только наше орудие и осталось. И корректировщиков накрыли.

— Впредь нам, дуракам, наука, — согласно кивнул фельдфебель, — коли выживем, конечно. Об заклад бьюсь, они по вершине чисто для проформы вмазали. И правы оказались. Вдругорядь корректировочный пункт рядом с ориентирами не ставить, скромнее надо быть, вашбродь, скромнее. А то вон штабных, что в португальской крепости засели, еще издаля в пыль разнесли, тоже чисто для проформы. А это грех смертный: они ж безвредные совсем, чисто кошенята, а потому бесполезные.

— И что сейчас предлагаешь, без корректировки?

— Почему же без? Помните, флотские жалились, что у них кто-то малый дальномер спер?

— Так это…

— …А Чемоданов нашел. Под кустиком валялся, — невозмутимо пояснил фельдфебель, — не Чемоданов, само собой, валялся, а дальномер. Маленький Кузнецов с ним сидит вон в тех камушках, под мешковиной. И телефон для него Чемоданов в портовой конторе нашел, в Бондарь-Басе еще. Хороший телефон, американский, фирмы Белл. Так что считайте, вашбродь, а мы тут меры примем. Эй, болезные! Брезент поправить! Водой смочить! — заорал он. — Живо, живо, ишаки, банником обдроченным деланные! Чем меньше пыли, тем позже нас накроют!

Солдатики забегали, расправляя и прибивая кольями расстеленный перед восьмидюймовым жерлом брезент и поливая его грязной, пахнущей гнилью водой из здоровенной бочки.

— Наводи, Дмитрич, — вздохнул поручик, — у тебя опыта побольше будет. Пару выстрелов успеем дать. А там…

— Надо три, — вздохнул в ответ фельдфебель, — чтобы для гарантии. Что за два попадем, не ручаюсь. Акопян! — крикнул он.

— Здесь, господин фельдфебель!

— Бери Петренко, Чагина и Кузнецова-большого. Хватайте подмышку по картузу, к ним шашки динамитные, из тех, что от саперов остались. И зажигалки не забудьте. Добираетесь вон до тех камней, что в четверти версты правее и чуток пониже, пристраиваете меж камнями заряды, с интервалом шагов по двадцать между ними. Через семь минут поджигаете шнуры, на две минуты режьте, да поровнее, чтобы как батарейный залп выглядело. И ноги в руки. Держи вот, — он протянул носатому фейерверкеру дешевые часы-луковицу, такие выдали всем унтерам пару месяцев назад. Тот отдал честь и рванул к дальнему блиндажу.

— Мы, вашбродь, молчим, пока по вспышкам главный калибр не разрядят. По четырем-то они обязательно отработают, не побрезгуют. А потом им для перезарядки стволы по носу да по корме ворочать, потом обратно… Две минуты у нас будет. Как они пальнут, так и мы. Мокрожопые-то проспали, как обычно, так что с утюгами этими, — он кивнул на наползающую справа броненосную колонну, — только нам и разбираться. Наводим не по головному, а по второму в колонне, у первого башни закрытые, не пробить. Все, добег черт носатый. Командуйте, вашбродь.

— Дистанция шесть восемьсот шесть, скорость восемнадцать верст! — заорал сидящий с телефонной трубкой у уха Чемоданов.

— Дальномер у флотских в богомерзких милях да кабельтовых размечен, — пояснил фельдфебель, приникая к прицелу, — срамота! Кузнецову ажно табличку для перевода рисовать пришлось.