— И сколько надо сидеть и думать, в случае провала?

— Были различные предложения, пока остановились на зеркальном варианте — время, проведенное в кресле законодателя в случае невыполнения предвыборных обещаний, должно соответствовать времени последующего заключения …

— Кхм… Предполагаю некоторые трудности в формировании законодательного собрания…

— Россия — слишком бедная страна, чтобы позволить себе парламент из сказочников и прохиндеев. Нам не подойдут традиции западного парламентаризма с безбожным надувательством избирателей и безудержным грабежом колоний…

— Мне даже страшно предположить, что же тогда вы собираетесь делать с прохиндеями-столоначальниками?

— Исполнительная власть, начиная с губернатора и выше, должна формироваться из тех, кто физически не сможет наживаться, используя служебное положение. Чиновнику на время службы не будет принадлежать никакого собственного имущества. Ни ему, ни членам семьи. Казённый человек должен быть таковым полностью. Как монах, взявший на себя обет нестяжательства. Раз уж взялся служить — всё личное на время службы становится государственным. Не навсегда. По окончанию ревизоры подсчитают результат службы. Если государство приросло, всё личное вернётся приумноженным… И наоборот.

— И что должно прирасти в государстве, чтобы личное благосостояние чиновника за время службы выросло?

— Народ. Количество подданных и продолжительность их жизни.

— Лихо… А почему ж только начиная с губернаторов? А как же земства?

— Они за все государство отвечать просто не в состоянии. Но и там предусмотрена обратная связь с населением. Любого чиновника народ может в любой момент уволить, просто собрав определенное число подписей избирателей. Оно же будет и защитой от произвола. Ни одного земского чиновника нельзя будет снять приказом свыше без одобрения большинства жителей…

— Боюсь, что присутственные места с таким подходом обезлюдят.

— Древлеправославная церковь готова предоставить прямо сейчас не менее десяти тысяч кандидатов для работы в государственных учреждениях именно на этих условиях…

— Не знаю, не знаю, Петро, — покачал головой Кропоткин, — меня тут за глаза называют фантазёром, но ты всех переплюнул… В любом случае, для таких масштабных изменений с возложением совершенно непривычной ответственности на людей, привыкших смотреть в рот вышестоящему начальству, потребуется едва ли не больше времени, чем Моисею, водившему 40 лет евреев по пустыне. Есть у Его Величества столько времени?

— Нет, — раздался твердый голос собеседника, сохранявшего до сих пор молчание.

Все обернулись на человека в мундире военного медика с умным открытым лицом, проницательным взглядом и непокорным ежиком коротко остриженных волос.

— Евгений Сергеевич? — удивленно протянул Ипатьев, — что вы имеете ввиду?

Доктор Боткин потер переносицу, на которой отпечатался след пенсне, поиграл желваками на выбритых до синевы щеках и продолжил. — Я хотел сказать только то, что сказал. Боюсь, что у Его Величества, как и у нас с вами, нет сорока лет в запасе…

Произнося эти слова, Евгений Сергеевич уже корил себя за несдержанность. Но, с другой стороны, носить в себе тяжкий груз, ощущая собственное бессилие, тоже было невыносимо. Вот и прорывалось оно наружу отвратительным настроением, периодическими срывами и такими репликами, за которые потом было стыдно. Но заслуженный доктор не врал. Времени действительно оставалось всё меньше, а может его и вовсе уже не было. Неделю назад он обнаружил, что император не спит… Абсолютно… Инсомния… Какое-то системное нарушение функционирования организма… Контузия… Нервное перенапряжение… Может быть, комплекс всего вышеназванного… Стандартный набор терапевтических средств не помогал. И Боткин прекрасно понимал — без сна человек долго не протянет, но сделать ничего не мог, а император… Такое впечатление, что даже и не стремился…