Я взяла пятиминутную паузу – пройтись до туалета. За это время я сформулировала для себя нехитрую программу: какой бы ни была глубина транса, я буду помнить о запрете на слова «любить», «влюбиться». Вспомню и заменю на слова «испытывать симпатию, интерес», «нравиться». В том, что я испытала симпатию к незнакомому немецкому генералу во время воздействия, придётся сознаться. Не верю, что это каким-то образом порождает мои нынешние неудачи, но вдруг? Однако брякнуть: «Я целых три дня любила этого человека» – не хотелось бы. Только человек, способный входить в контакт с душами живых и мёртвых, поймёт меня правильно. Во-первых, поймёт, что это не имеет ничего общего с экзальтацией барышни, жаждущей «нежной страсти». Во-вторых, что это не связывает моих чувств и моей воли. Кроме того, если уж Михаил Маркович поможет мне вытащить в трансе что-то подозрительное, я дальше и без него разберусь.

Итак, я поставила себе программу и вернулась к Михаилу Марковичу. Ещё до погружения рассказала ему про внезапную свою симпатию. Объяснила, как могла, случайным резонансом, который и обеспечил хорошую телепатическую сонастройку и, в итоге, отличный результат воздействия.

– Получается, чтобы успешно погубить человека, надо обязательно отнестись к нему с симпатией?

Вопрос Михаила Марковича восхитил меня оригинальностью мысли и на мгновение поставил в тупик. Хотелось отодвинуть от себя подальше эту явную ловушку, но я всё же решилась войти в неё: честно подумать и ответить честно. Получилось вот что:

– Передо мной не стояла задача – погубить его. Моя задача была – чтобы он совершил военную ошибку.

– А если бы тебе поставили такую задачу?

– Внушить самоубийство?

– Да.

– Если бы это было нужно для нашей победы? – Да.

– Но ведь это – мой способ убить врага. На войне убить врага – не грех. Тем более такого.

– Ты действительно так чувствуешь?

– Михаил Маркович, я близко знакома с фашистами. Точно не грех!

– Считается, что самоубийство губит душу…

– С душой не всё так определённо…

Но мы как-то ушли в сторону. Михаил Маркович тоже это почувствовал.

– Ладно. Ну что, Таисия, в транс?

Я привычно нырнула, стараясь самостоятельно уйти как можно глубже.

Без толку восстанавливать сейчас подробности изнурительного поиска. Когда я вынырнула, даже Михаил Маркович выглядел измочаленным. Ничего нового мы не вскрыли по сравнению с предварительной беседой. Фашисты по-прежнему – враги; и они вызывают у меня отвращение, гнев больше, чем прежде. Не исключая бывших товарищей по оккультной работе. И я готова бить фашистов любыми доступными мне средствами. Это – главный вывод, остальное – детали.

Психиатр отпустил меня, а дальше происходило совещание, которое я довольно хорошо чувствовала, поскольку на нём никто не пытался закрыться.

В общем, вероятность очередного укола, витавшая в воздухе, стала реальностью. Только на сей раз это была не сыворотка правды, а нечто более нежное, щадящее. Сквозь пелену приятной расслабленности я осознавала всё происходящее. Собрался целый консилиум специалистов. Мне опять задавали вопросы, опять придирчиво перебирали содержание моего бессознательного. Я не сопротивлялась. Наоборот, всячески старалась помочь: надо же скорее покончить с этим торможением и вернуться к работе!