«Товарищ Ильин» вряд ли вынес бы продолжение прямого диалога с немецким военачальником, вещающим устами юной русской девушки, и я со вздохом произнесла по-русски:
– Немец мечтает о контрударе.
Просто интуитивно почувствовала, что эта информация может пригодиться. «Заказчик» задумался, пробормотал:
– Момент перегруппировки… Вперёд или назад – уже не так важно. Сосредоточение в направлении удара… Других вариантов что, нет? – обратился он ко мне.
Молодец! Понятливый. Я отрицательно качнула головой:
– Пока не чувствую.
– Это действие – тоже абсурдное, – сообщил мой «заказчик», определённо входя во вкус поисков ключа, – но такому приказу подчинятся. Покобенятся, но подчинятся из страха прослыть трусами.
У него были ясные, чёткие, хорошо читаемые мысли, как и у немца. Я почти увидела и плацдарм, и линии укреплений, и слабые места немецкой обороны, и недостатки в подготовленности нашего наступления.
– Вы сможете внушить ему, – «товарищ Ильин» азартно ткнул пальцем в лицо немца на карточке, – чтобы поторопился с контрударом? Понимаете, почему это важно?
– Да. Сейчас.
Я опять вошла в сознание немецкого генерала. «Отклик» хороший.
«Товарищ Ильин» неуверенно поднялся, собравшись уйти, «чтобы не мешать».
– Товарищ полковник, я прошу вас остаться, если есть такая возможность! По ходу работы понадобится уточнить какие-то детали.
Я заметила, только когда уже проговорилась. Да и «Ильин» не сразу сообразил, что я назвала его звание, которого не должна бы знать. После приступа удивления он твёрдо уверовал, что я справлюсь с поставленной задачей. Таким образом, эмоциональная тишина на время работы была мне обеспечена.
Молодой командующий, у которого опыта меньше, чем самоуверенности и геройских фантазий, наивно верит, что можно переломить любую безнадёжную ситуацию, если, не щадя себя, постараться изо всех сил. Получилось же у русских в сорок первом задержать блицкриг и остановить его на самых подступах к Москве, когда дорога немецким армиям была, казалось, полностью открыта! Русские тогда нежданно-негаданно перешли в контрнаступление. Возможно, требуется и не расчёт, а лишь отчаянная решимость?
Кажется, я уже отчасти подправляю мысли немца в нужное мне русло. И он подаётся! Да, подброшенные мысли близки ему!
Необходимо рискнуть, не медля. От промедления силы и боевой дух солдат будут лишь падать. Необходимо рвануться из последних сил. Если поражение неизбежно, то и промедлением его не отвратить. Лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном. Неужели же потом всю оставшуюся жизнь оплакивать собственную трусость и вспоминать с сожалением единственный, но упущенный шанс?!
Не стоит согласовывать операцию со старыми перестраховщиками наверху. Он должен внезапно выступить, тогда и «соседи» поддержат его и также выступят, ведь и они – храбрые воины и патриоты…
Моё сознание и сознание незнакомого немецкого мужчины стали одним целым. С той разницей, что он не знает об этом, а я – знаю, и потому я имею возможность вести мелодию в нашем дуэте.
Состояние, пока между моим сознанием и сознанием этого человека отсутствует граница, необыкновенно похоже на любовь.