– И… как ты поступил?

– Я выждал, пока эта пыль проиграет вещицу, за которую, дознавшись, его бы не пощадили. Я добыл спущенное и отдал слуге, чтобы он мог на место вернуть.

– Он вернул?

– Да. И с тех пор исправно доносит мне обо всём, что я хочу знать.

– Воля твоя, учитель… Значит, ты заставил его предать господина?

– В том и хитрость, что нет. Я его не ломал. Я позволил слуге думать, что с моей помощью он опасает хозяина от врагов.

– А на самом деле?

– На самом деле его господин с тех пор у меня на ладони. Когда Владычица захочет, чтобы я сжал кулак, я его сожму – наверняка.

– А я, отец? За какой палец ухватят меня?

Ветер усмехнулся в темноте. Вот уж кого он видел насквозь. Знал лучше, чем дикомыт сам себя знал. Он ответил не задумываясь:

– Ты честный и верный. Таким, как ты, нужно держать ухо востро. Чужой верностью охочи пользоваться те, кто своей не припас. А таких на свете в достатке.

– А ещё, отец?

– Сам смекай. Каждый что-то любит, чего-то боится. Ты, я, Лихарь…

Ворон задумался:

– Ты Владычицу любишь. Матушку лелеял… Но разве боишься?

– Боюсь.

– Учитель, ты… за нас? За учеников?..

– Если бы тебя, растяпу, в городе повели на кобылу, я бы на себя выменивать прибежал. – Котляр повернул голову, спросил через плечо: – Помнишь, мотушь расслабленная лежала?

– Как не помнить, – прошептал Ворон.

Ему показалось, Ветер скрипнул зубами.

– Когда я нашёл её и увидел, чтó с нею сталось, я захотел узнать, чья смерть должна стать отплатой. Но выведал лишь, что однажды утром… за седмицу до моего прихода… она просто не встала.

– За седмицу, – тихо повторил Ворон.

– Да. Порой мне кажется, если бы я расторопнее поворачивался тогда… Не мешкал с одним, с другим, с третьим… я мог бы застать её. Что, если она заболела от горя? Оттого, что потеряла надежду?.. Бойся не успеть, сын, как я боюсь. Никогда не откладывай того, что может сгинуть и оставить тебя так вот гадать… – Ветер хрипло выдохнул, помолчал, сказал совсем другим голосом: – В Кутовой Ворге я подарил тебе щенка, потом отнял. Если хочешь…

Ворон твёрдо ответил:

– Ты правильно поступил, отец. Я провинился. Я должен был принять наказание.

Последняя бесконечная ночь тяжело далась всем. Стояла ещё кромешная темень, когда вышел державец Инберн, высыпали ученики, молча выстроились во дворе. Воробыш принёс охапку факелов и огонь. Едва на востоке неба родилась неспешная синева, к дверям холодницы прибежал с ключами Шагала. Лихарь не сумел сразу встать с колен, кивнул ему: открывай.

Пока гнездарёнок побеждал тугой замок, пока возился внутри, Лихарь кое-как оживил ноги. Поднялся, чуть не упал, схватился за стену. Беримёд дёрнулся было к нему… вовремя передумал. Во дворе затрещали факелы, ребята стали петь хвалу, сперва вразнобой, потом всё стройнее. В провале двери наметилось движение. Взявшие честь медлительно поднимались по ступеням, восходили навстречу рвущимся пламенам. Оба качались, осунувшиеся, нетвёрдые, одинаково жмурили глаза на свет. Лихарь поймал взгляд Ветра, полный гордости: «Помнишь, старший сын? Если этот упрямец у меня из рук есть начнёт… Кажется, я вправду стою кое-чего!»